– Если бы он был чародей, – сказал эконом, – он бы дворец за ночь выстроил. А если б он был верноподданный – так знал бы, что это честь для подданных – отдавать свой труд государю бесплатно! А он? Разве он дворец построил? Он предоставил цехам возможность заработать так, как они двести лет не зарабатывали!

Неревен вздохнул про себя. Шавия был, конечно, прав. Бывшей управе не сравниться с государевым домом. Государев дом – город как дворец, и дворец как мир: нефритовые улицы, мраморные переулки. И откуда быть в мире благоденствию, если государь хвор или дворец запущен? А государыня Касия? Ведь и вправду простая крестьянка.

Неревен вздохнул.

Четыре года назад вышел указ представлять в столицу наложниц. Сестра Неревена была первой красавицей в деревне, – тут же вбила себе невесть что в голову, выпросила у тетки зеркало, стала растираться имбирем. Родители переполошились и готовы были ее хоть за горшок просватать.

Через год Неревен явился в столицу провинции сдавать экзамены. Сочинение его было лучшим, а имени в списках не оказалось. Неревен не вернулся в деревню, поселился в Нижнем Городе. Обратился к гадальщику. Явился бесенок, объяснил: начальнику области донесли об утайке красавицы, вот Неревена и засыпали. «Я, – сказал бесенок, – мелкая сошка в Небесной Управе, связей у меня нет, однако, чем могу, поспособствую.»

Через месяц Неревена разыскал молодой чиновник. Мальчишка из их же деревни, на восемь лет старше Неревена, а уже любимый секретарь экзарха. Сказал ему: «Теперь тебе все равно экзаменов не сдать. Ступай послушником в храм Шакуника, жалуйся, что обижен властями. Вышивать, – спросил, – еще не разучился?»

А Шавия рассуждал громко:

– У Арфарры каждое слово – оборотень, как фигурка в «ста полях». И слова вроде бы правильные, как в докладе, а толкования – возмутительные. Вот и сегодня – сказал: «государева воля – закон», а потом перевернул все с ног на голову: «Стало быть, государь не вправе желать ничего незаконного». Или, например, поощряет торговлю и пишет: «Надо укреплять корни и обрывать пустоцвет. В ремесле корни – производство полезного, а пустоцвет – роскошные безделушки; в торговле корни – обмен повседневным, а пустоцвет – сбыт редкостных вещиц». Какой, однако, может быть «корень» в торговле, когда по древним толкованиям она-то и есть самый главный пустоцвет!

Неревену почудилось – что-то мелькнуло за стеклом. Он оторвался от вышивки, стал исподтишка всматриваться, но в темноте не разглядишь.

А Шавия уже в лицах изображал, как наместника Иниссы в ответ на его доклад вызвали в Небесный Город:

«Государыне Касии нездоровилось, – рассказывал эконом, – и она лежала под пологом, а государь сидел у ее ног. Тут ввели Арфарру. Секретарь стал читать доклад. Он дошел до строк: «Под предлогом строительства дворца врывались в дома и забирали все, что понравится, а люди не смели жаловаться». «Что же, господин наместник, – спросила государыня, – вы имели в виду? Разве дома и земля не принадлежат государю? Разве можно ограбить свой собственный дом? И почему, спрашивается, эти люди не жаловались? Да потому, что чиновники не к простому народу приходили, а к тем, у кого было имущества сверх необходимого, кто его нажил насилием и воровством.» Наместник поклонился и сказал: «Чиновники действовали по закону, но взятое они не отдавали в казну, а брали себе. В этом смысле я и писал о беззаконии.» Но император лишь молвил: «Недостойно лгать государю! Если б вы имели в виду именно это, чернь не растащила бы ваш доклад на подзаборные стишки!»

Неревен смотрел на чужеземца. Тот слушал, светлея глазами. Королевна хмурилась. «Ах ты, тыква с требухой! – подумал Неревен. – Учитель писал доклад по указу Харсомы, наследника престола, экзарха Варнарайна. Экзарх и государыня Касия не ладили между собой. А тыква норовила намекнуть, будто учитель на само государство покушался!»

– Тут государыня сказала…

– Да неважно, что она сказала, – перебила с досадой Айлиль. – Расскажите, как она была одета.

Принесли чай со сластями, стали играть в резные квадраты и «сто полей». Вскоре все зашептались, что чужеземец играет отменно.

– Где вы научились? – спросил Неревен.

– У нас есть похожая игра, – отвечал Ванвейлен.

Неревен смотрел, как ловко выстроил чужеземец Сад, а потом Дворец, и думал: если есть «сто полей», то и Зала Ста Полей должна быть. А откуда ей быть, если, как говорит учитель, город их еще совсем молоденький, с народовластием вроде кадумского?

Ох, напрасно чужеземец смеялся над Парчовым Старцем! Это глупый судья разгадывает преступление после того, как оно произойдет, а умный разгадывает наперед. А почему? Потому что в мире нет случайного и непроисходившего тоже нет. И отсюда следует: чужеземцы явились не случайно, а по воле Бужвы, и недаром корабль их – как корабли мертвых. Не случайно – значит, к Весеннему Совету. И надо обязательно понять, что они значат. Не поймешь, что они значат – не поймешь, кого убьют на Весеннем Совете. Не поймешь, кого убьют на Весеннем Совете – может статься, убьют тебя.

Наконец затеяли играть в прятки.

В вогнутой нише, образованной гигантской ладонью богини Исии-ратуфы, Айлиль поймала Неревена, затеребила его.

– А правда, – учитель твой знает все тайны неба?

Неревен испуганно пискнул.

– Он меня в лягушку превратит, если я скажу.

Девушка затеребила его волосы, шепнула:

– А я тебя – поцелую.

Неревен замер.

Девушка взяла его за ушки, и вдруг – впилась пахучими губами в губы мальчишки. Меж бедер у Неревена вспыхнуло и заломило, он страшно задышал и сел на ступеньки.

– Ну, – сказала королевна.

– Учитель составил гороскоп и увидел, что если начинать войну сейчас, то империю завоевать можно, но землю потом придется раздать знатным воинам. А если начать ее через шесть с половиной лет, ветви государева дерева достигнут знака черепахи, и король не только завоюет чужую империю, но и раздавит собственную знать.

– А чего же твой учитель молчит?

Неревен вздохнул.

– Учитель поклялся отомстить экзарху Варнарайна. Тот отнял у него женщину и предал его. Но экзарх умрет через пять лет, и если начать войну после его смерти, то и мстить будет некому. Вот советник и мучается, – если воевать сейчас, империю не основать, а если воевать через шесть лет, Арфарра не успеет отомстить.

После этого в прятки играли недолго. Айлиль сказалась нездоровой и отпустила всех. Когда Неревен выходил из голубой залы, его нагнала напудренная служанка и передала шелковый отрез, намотанный на палочку, чтобы заткнуть за пояс.

Это был не подарок гостю, это была плата рабу, и Неревен понял, что ему бы не заплатили, если бы сегодня утром закон не признал его рабом.

* * *

Марбод Кукушонок стоял под окнами женских покоев. Ночь была дивно хороша, далеко внизу токовали глухари, и луна Ингаль была узкая, как лук, обмотанный лакированным пальмовым волокном.