Пошли дальше, и дом, где жил некогда старике черной повязкой, остался позади, а они идут теперь по неширокому проспекту, застроенному по обеим сторонам высокими роскошными зданиями. И автомобили здесь брошены другие, дорогие, просторные, поместительные, удобные, вот почему столько слепцов желает ночевать в них, и, судя по всему, этот огромный лимузин превращен в чье-то постоянное обиталище, потому, надо думать, что возвращаться к машине легче, нежели в квартиру, и занявшие его поступали, наверно, как те слепцы в карантине, ощупывали и отсчитывали машины от угла: Двадцать семь, левый ряд, вот я и дома. А в доме, у подъезда которого стоит этот лимузин, находится банк. Сюда на еженедельное пленарное заседание, первое после начала эпидемии белой болезни, привезли председателя совета директоров, но отогнать машину в подземный гараж, где она ожидала бы окончания дебатов, уже не успели. Шофер ослеп в тот миг, когда председатель через центральный подъезд, как ему нравилось, вошел в вестибюль банка, закричал, это мы все о шофере, но он, а это уже — о председателе, не услышал. Впрочем, и заседание оказалось не таким уж пленарным, как предполагалось и каким бы ему полагалось быть, ибо за последние дни ослепли некоторые члены совета директоров. И председатель не успел объявить об открытии сессии, на которой собирались именно обсудить, какие меры следует принять по поводу внезапной слепоты всех членов наблюдательного совета, и не успел даже войти в расположенный на пятнадцатом этаже конференц-зал, потому что поднимавший его лифт застрял между девятым и десятым — электричество отключилось, причем, как оказалось, навсегда. А поскольку известно, что пришла беда — отворяй ворота, в этот самый миг ослепли электрики, ответственные за внутренние сети и, следовательно, за бесперебойное функционирование генератора, старинного, давно уже подлежавшего замене на автоматический, и в результате, как уж было сказано, лифт стал намертво между девятым и десятым этажами. Председатель увидел, как ослеп сопровождавший его лифтер, а сам потерял зрение час спустя, а поскольку электричество так больше и не включилось, а случаи слепоты в банке в тот день почему-то участились, то, надо полагать, эти двое и сейчас еще пребывают там, мертвые, разумеется, замурованные в стальном гробу кабины и потому счастливо избежавшие участи быть сожранными бродячими псами.

Поскольку свидетелей нет, а и были бы они — ниоткуда не следует, что их вызвали на судебное заседание, чтобы рассказать нам, что же там происходило, вполне понятно, что кто-то спросит, каким образом удалось узнать, что дело было именно так, а не иначе, но в ответ мы скажем, что таковы все свидетельские показания о происшествиях начиная с сотворения мира, ведь там никого не было, никто при этом не присутствовал, но все тем не менее знают все в подробностях. Что же будет с банками, спросила жена доктора, и нельзя сказать, чтобы ее очень уж это интересовало, хотя в одном из них она держала свои сбережения, вопрос был задан из чистого любопытства, она просто подумала об этом вслух, не ожидая, что ей ответят, например, так: В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою, но вместо этого старик с черной повязкой сказал, когда шли по проспекту вниз: Насколько мне удалось понять в ту пору, когда у меня был еще зрячий глаз, вначале была дьявольщина какая-то, и люди, боясь остаться и слепыми, и неимущими, кинулись в банки снимать деньги со счетов в чаянии обеспечить свое будущее, и это вполне понятно, если кто-то знает, что работать больше не сможет, то желает жить, покуда они не кончатся, на свои сбережения, предусмотрительно сделанные в пору процветания, если человеку и в самом деле хватило благоразумия копить да откладывать по зернышку, ну и вот, когда в результате этого молниеносно, то есть в течение двадцати четырех часов, обанкротились несколько крупнейших банков, правительство в попытке утишить страсти воззвало к гражданской сознательности граждан, завершив призыв торжественным обещанием принять на себя всю ответственность и обязательства, которые проистекут от царящего в обществе смятения, однако помогло это примерно как мертвому припарка, ибо граждане, во-первых, продолжали слепнуть, а во-вторых, те, кто покуда еще видел, мечтали только, как бы им выручить и спасти свои драгоценные денежки, и в конце концов случилось неизбежное, то есть банки, как лопнувшие, так и нет еще, закрыли двери и попросили у властей вмешательства полиции, что не помогло ни в малейшей степени, ибо в орущих толпах, осаждавших банки, имелось немалое число полицейских в штатском, требовавших того, что с такими неимоверными трудами доставалось им, причем иные, чтобы иметь возможность манифестировать без помехи, сообщали начальству, что ослепли, а иными словами, подавали в отставку, что же касается полицейских еще действующих и носящих форму, наставивших на беснующуюся толпу оружие, то эти вдруг перестали различать мушку, оттого что, если были у них деньги на счету, потеряли всякую надежду их вызволить и еще обязаны были выслушивать обвинения, что, мол, снюхались с властями, но самое скверное началось немного погодя, когда банки подверглись настоящему и яростному штурму вкладчиков слепых и зрячих, но одинаково впавших в неистовство и теперь уж не протягивавших чинно и благородно через окошечко чек с учтивой просьбой учесть его и закрыть счет, а хватавших все, что подворачивалось под руку, лежало в ящиках, или в беспечно отпертом сейфе, или по старинке — в мешках с медной мелочью, которой пользовались еще дедушки самых старых из атакующих, и вы даже представить себе не можете, что только творилось в роскошных и просторных залах банков и в маленьких районных отделениях и филиалах, ставших свидетелями сцен по-настоящему страшных, и не следует забывать еще и о банкоматах, разгромленных и опустошенных до последней кредитки, причем на табло иных загадочным образом высвечивались слова благодарности за то, что, мол, воспользовались услугами нашего банка, оказалось, машины и в самом деле — дуры, если не допустить мысли, что они попросту изменили своим хозяевам, и, короче говоря, в одно мгновенье рухнула вся кредитно-финансовая система, рухнула, как карточный домик, и не потому, что обладание деньгами перестало быть желанным, нет, это опровергалось теми, кто ни за что не желал выпустить их из рук, полагая, что совершенно неизвестно, что завтра будет, и эта же мысль погнала вперед тех слепцов, которые обосновались в подвалах банков в ожидании чуда, которое случится и распахнет перед ними тяжелые сейфовые двери, отделяющие их от богатства, обосновались и выходят за тем лишь, чтобы добыть еды, воды да справить прочие надобности, а потом сразу же возвращаются на бессменную вахту, причем придумали себе систему паролей, отзывов и условных знаков, помогающую пресечь поползновения всех посторонних проникнуть на их редут, и кромешная тьма, царящая в этих подземельях, мало их беспокоит, ибо для этой слепоты все белое. Медленно, делая время от времени остановки, чтобы косоглазый мальчик мог унять бушующие в кишечнике бури, слушатели брели по городу, покуда старик с черной повязкой рассказывал эти жуткие подробности о банках и финансах, и, несмотря на доверительно-искренние интонации, которыми он уснащал свое взволнованное повествование, нельзя было не заподозрить старика в известных преувеличениях, вот взять хоть слепых, затаившихся в кладовых банка, ибо ну как ему, не знающему пароля и условного знака, было узнать об этом.