Коровин замялся.

– Собственно, это я вас слушаю, – сказал он наконец. – Насколько я понял, мое дело вам известно.

Молодой человек смешно надул щеки и с шумом выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. Зубы у него были большие, ровные и белые, как фарфор. Возможно, это и был фарфор: судя по форме носа и шраму на лбу, этот юноша как минимум однажды крепко приложился физиономией к чему-то очень твердому.

– Слушайте, – сказал он, – давайте говорить прямо, как положено сыновьям одной нации. Вы пришли сюда купить оружие, так перестаньте вилять и скажите прямо, что вам нужно и для чего.

– По-моему, это мое личное дело – для чего, – робко огрызнулся Коровин, отводя взгляд от уставившихся на него продолговатых непрозрачных линз. – Мне нужна винтовка с оптическим прицелом.

– Надо полагать, она вам понадобилась для того, чтобы стрелять воробьев у себя на даче, – предположил молодой человек.

– Это мое личное дело, – упрямо повторил Коровин.

– Не совсем, – возразил молодой человек. – Впрочем, как знаете. Деньги при вас?

– Д… Нет, конечно.

– Врете, – уверенно заявил юноша в немецких сапогах. – Вы все время хватаетесь за грудь и шуршите газетой. Эх, вы, конспиратор! Вот дам вам сейчас по черепушке, отберу деньги и уеду – что тогда?

В милицию побежите?

– Нет, – устало сказал Коровин, – не побегу.

Но предупреждаю: если вы это всерьез, то бейте так, чтобы я больше не встал. Мне терять нечего, учтите.

– Ясно, – с едва заметной ноткой сочувствия в голосе произнес молодой человек. – В угол загнали, да?

– Это мое личное дело, – в третий раз за последние пять минут повторил Андрей Витальевич.

– Естественно. Да вы расслабьтесь. Это я так шучу. Все будет нормально. Сейчас поедем. Как у вас с сердцем?

– С сердцем у меня порядок, – сказал Коровин. – Только я не понимаю, при чем…

– Поймете, – коротко пообещал молодой человек. – Пристегнитесь, пожалуйста.

Пожав плечами, Коровин щелкнул пряжкой ремня безопасности. Молодой человек повернул ключ, и двигатель «лендровера» ожил, заставив машину слегка завибрировать. Аккуратно вырулив со стоянки и пробравшись сквозь густую толпу стремящихся попасть на рынок или, наоборот, выбраться оттуда людей, водитель переключил скорость и вдруг без предупреждения дал полный газ. Машина сорвалась с места, как торпеда, выпущенная с борта подводной лодки, и пошла стремительно буравить густой транспортный поток, нарушая все мыслимые и немыслимые правила. Коровин машинально вцепился обеими Руками в сиденье и стиснул челюсти так, что заныло в висках. Присущий водителю «лендровера» стиль вождения автомобиля живо напомнил Андрею Витальевичу обстоятельства гибели его супруги.

– Послушайте, вы, – не сдержавшись, сказал он, – что вы вытворяете? Вы можете мне сказать, сколько на вашей совести сбитых пешеходов?

– Ни одного, – спокойно ответил молодой человек, возвращаясь с полосы встречного движения на свою сторону проезжей части. Его слова частично заглушил истеричный сигнал встречного грузовика. – Ни единого, поверьте. И ни одной аварии в черте города.

– А за ней? – непримиримо спросил Коровин.

– За ней – сколько угодно, – любезно проинформировал его водитель. – Видите ли, я участвую в гонках по бездорожью. Там всякое случается, конечно. Но мы занимаемся этим в местах, где заведомо нет ни пешеходов, ни дачников на «москвичах».

А почему это вас так занимает? Вы что, ярый сторонник неукоснительного соблюдения ПДД? Общественный инспектор?

– Два с небольшим месяца назад, – сам не зная зачем, сказал Коровин, – один пьяный негодяй на дорогой спортивной машине сбил мою жену. Она умерла на месте.

Молодой человек за рулем сбросил скорость так резко, что только ремни безопасности помешали Коровину протаранить головой ветровое стекло.

– Черт, – процедил молодой человек сквозь зубы. – Так бы сразу и сказали! Извините. Примите соболезнования.

Тон у него был странный, и Коровин недоверчиво покосился на своего спутника, пытаясь понять, не издевается ли тот. Но повернутый к нему острый профиль молодого человека сохранял непроницаемое выражение, а глаза по-прежнему прятались за темными стеклами очков.

– Так вот ты какой, северный олень, – неизвестно к чему ввернул молодой человек фразу из бородатого анекдота. Тон у него по-прежнему был странный – он говорил как-то замедленно, словно пытался параллельно разговору решить какую-то внезапно возникшую проблему. Машина при этом двигалась со скоростью, которая была на целых пять километров в час меньше разрешенной. Явно непривычный к такому темпу двигатель бормотал глухо и невнятно, словно засыпая на ходу.

– Итак, – после длинной паузы продолжал водитель, – если я не ошибаюсь, вы решили подстрелить Моряка.

Коровин непроизвольно вздрогнул и так резко повернулся к молодому человеку, что в шее у него что-то хрустнуло. Большой, подвижный рот водителя сейчас сложился в гримасу какой-то непонятной печали, а может быть, и скуки.

– Вы знакомы? – не успев как следует подумать, спросил Коровин.

– Более или менее, – ответил молодой человек. – И, чтобы не было недоразумений, скажу вам сразу: я не стану убиваться и бегать на могилку с цветами, если кто-нибудь вышибет Моряку мозги.

Он давно напрашивается на что-нибудь в этом роде.

Но… Ладно, там посмотрим, – непонятно заключил он и, казалось, целиком сосредоточился на управлении автомобилем.

Выехав на Кольцевую дорогу, он заговорил снова.

– Откройте бардачок, – сказал он. – Там есть такой пакет… Да, правильно, этот. Наденьте его на голову, если вас это не затруднит.

– А если затруднит? – устало спросил Коровин.

– Все равно надевайте. Конспияция, батенька! – картаво закончил он, склонив голову набок и на мгновение сделавшись поразительно похожим на политического авантюриста, которого пародировал.

Коровин вздохнул и натянул на голову хрустящий бумажный пакет, чувствуя себя до невозможности глупо.

* * *

Подвал был узкий, бетонный, с низким потолком и длинный, как железнодорожный перрон. В его передней части имелся невысокий барьер, сложенный из рогожных мешков, туго набитых чем-то, что, скорее всего, было обыкновенным песком.

С грохотом захлопнув и тщательно заперев тяжелую герметическую дверь, молодой человек щелкнул укрепленным на стене массивным рубильником.

Слегка разжиженный слабым светом дежурных лампочек полумрак мгновенно сменился слепящим сиянием мощных рефлекторов. Коровин зажмурился, давая глазам привыкнуть к режущему свету. Потом он снял очки и протер запотевшие стекла мятым носовым платком.