Он заказал черный кофе без коньяка и без спешки выкурил сигарету, сидя за накрытым более или менее чистой скатертью столиком и глядя через стеклянную стену на улицу. Газоны уже начали мало-помалу менять цвет, покрываясь растущими белыми пятнами, белые мухи продолжали кружить в воздухе. Серое небо потемнело еще больше, снегопад усиливался – зима пошла на первый осторожный штурм. Торопиться ей было некуда, поскольку исход этого сражения был известен заранее. Уходящая осень давала последний бой перед тем, как окончательно уступить свои позиции, и зима с великодушием более сильного противника предоставляла ей возможность отойти с честью.

Принесенный молодым жуликоватым официантом кофе оказался водянистым и чересчур сладким. Абзац поморщился, но спорить не стал и потребовал счет. Расплатившись, он выпил кофе, как лекарство, и покинул кафе. Перед тем как уйти, он выбросил полученный по почте конверт в урну у входа, а от записки избавился на автобусной остановке.

Он едва успел заскочить к себе на квартиру и захватить старенький, но очень надежный «вальтер».

Пауку он более или менее доверял, но нельзя было исключать возможности того, что до веселого оружейника добрались люди Барабана. Записка могла быть приманкой, внутри которой скрывался крепкий стальной крюк. С точки зрения безопасности на эту встречу лучше было не ходить, но Абзац смертельно устал прятаться по углам от опасностей, половина которых на поверку оказывалась плодами его воображения. Хорошо лежать на дне, имея под рукой открытый банковский счет или набитый наличными саквояж! Но скрываться в одном из самых дорогих городов мира, не имея ничего за душой, – удовольствие ниже среднего.

Таким образом, примерно в половине шестого Олег Шкабров оказался буквально в двух шагах от Каланчевской площади, более известной в народе под названием площади Трех вокзалов. На нем был утепленный матерчатый плащ того фасона, который вышел из моды в конце восьмидесятых, и изрядно поношенная фетровая шляпа с узкими полями. Из-под шляпы сдержанно поблескивали черные очки, в которые было вставлено обыкновенное стекло. Ниже очков можно было разглядеть аккуратно подстриженные усики и бородку клинышком. В одной руке Абзац держал небольшой чемодан, а в другой сжимал дымящуюся трубку с чубуком, выполненным в виде головы веселого черта. Время от времени он подносил эту безвкусную вещицу к губам и, скрывая отвращение, делал короткую затяжку. При этом он словно бы исподтишка, а на самом деле красноречиво глазел по сторонам, что окончательно завершало образ интеллигентного провинциала, впервые попавшего в Москву.

Мимо него медленно проехал полосатый «лендровер» Паука и остановился метрах в десяти впереди. Абзац сдержал улыбку и не торопясь прошел мимо. Паук был в машине один. Он старательно вертел головой во все стороны, выискивая Абзаца, хотя тот был в двух шагах от него. Он быстро скользнул взглядом по нелепой фигуре с чемоданом, вернулся обратно и, наконец, остановил на ней свой взгляд. Абзац стоял на тротуаре, открыто усмехаясь во весь рот. Паук укоризненно покачал головой и покрутил пальцем у виска, давая понять, что по достоинству оценил маскарад. Абзац выбил трубку об угол своего чемодана, сунул ее в карман плаща, рывком распахнул дверцу «лендровера» и плюхнулся на сиденье.

Машина сразу же тронулась.

– Елки-палки, – сказал Паук вместо приветствия, – ты не пробовал выступать в драмкружке?

Абзац поджал губы, придавая лицу утрированное «интеллигентное» выражение, и подчеркнутым жестом поправил на переносице очки.

– Вы, юноша, заметно отстали от жизни, – чопорно произнес он. – Сейчас нет драмкружков. Сейчас есть любительские театры, и даже не любительские, а народные. Народный театр – это вам не драмкружок. Это звучит солидно и основательно, а главное, вызывает у публики и у самих актеров приятные ассоциации со званием народного артиста.

– Что у тебя в чемодане, народный артист? – поинтересовался Паук, сворачивая с Каланчевской на Большую Спасскую. – Надеюсь, не бомба?

– Надейся, – сказал Абзац. – Надежда, как известно, – наш компас земной. Все мы на что-то надеемся. Если бы все зависело только от надежлы на земле давно был бы настоящий рай: молочные реки, кисельные берега, пивные моря и водочные озера.

– Кошмар, – сказал Паук. – Сплошное несварение желудка.

– Я же говорю: рай, – повторил Абзац. – А какое несварение желудка может быть в раю?

Паук оторвал от руля правую руку и задумчиво почесал искривленную переносицу.

– Действительно, – сказал он, – откуда в раю взяться желудкам? В таком случае, пивные моря, водочные озера и даже молочные реки с кисельными берегами совершенно теряют смысл.

– Бред, – подытожил вступительную часть беседы Абзац.

– Полный бред, – согласился Паук.

Веером разбрызгивая коричневую слякоть, машина на бешеной скорости свернула направо и пошла по Садовому кольцу. Не успевший должным образом подготовиться к такому маневру Абзац больно треснулся ухом о стойку кузова и потерял шляпу. С шипением потирая ушибленное ухо, он заметил замерший у обочины милицейский «форд», мимо которого они проскочили, не снижая скорости. Инспектор в исполосованной световозвращающими нашивками теплой куртке приветственно помахал вслед «лендроверу» своим полосатым жезлом.

– Не понял, – сказал Абзац, шаря под ногами в поисках шляпы. – Сколько ты ему платишь, что он такой ласковый?

– Это Шурик, – сказал Паук таким тоном, словно это все объясняло. – Обожает ралли по пересеченной местности. Представляешь, собрал своими руками из разного хлама что-то вроде багги. Только она у него все время ломается, потому что хлам – он и есть хлам, сколько над ним ни колдуй. Ну, я ему иногда помогаю, а иногда и порулить даю. – Он похлопал ладонью по ободу рулевого колеса. – А он меня за это от своих дружков отмазывает, когда они меня за штаны берут.

– А бизнесу такая дружба не вредит? – поинтересовался Абзац.

– Наоборот, помогает. А если ты о предрассудках…

Кто ж меня осудит, если никто ничего не знает?

– Я знаю, – сказал Абзац.

Паук замолчал.

– Это не самая лучшая из твоих шуток, – сказал он наконец.

– Ты себя послушай, – усмехнулся Абзац. – Едет с профессиональным киллером и расписывает ему свою нежную дружбу с ментом. По идее, мне положено тебя пристрелить – не сходя с места, прямо на ходу.

– О, прошу вас, дон Абзаццо, пощадите! – завопил Паук, закрываясь от Абзаца обеими руками. Его правая нога при этом продолжала изо всех сил давить на газ. – Я искуплю свою вину перед семьей!

– Клоун из тебя, как из бутылки молоток, – вздохнул Абзац. – Ладно, говори, зачем звал.

– Есть дело, – мгновенно переставая валять дурака, сказал Паук. – Я имею в виду возможность поправить твое финансовое положение.

– Ты бестактный сопляк, – грустно заметил Абзац. – Мое финансовое положение касается только меня.