Дилан печалилась о другом.

— Насколько тяжело она больна... твоя мама?

Дилан прерывисто вздохнула и покачала головой, ее волосы, щекоча, скользнули по его груди.

— Очень тяжело. Она слабеет с каждым днем. — Голос Дилан дрогнул. — Не знаю, насколько у нее хватит сил. Честно признаться, я не уверена, что она захочет продолжать борьбу.

— Мне очень жаль, — сказал Рио, гладя ее и понимая, что, кроме слов утешения, ничем больше не может ей помочь.

Рио чувствовал ее боль и не хотел, чтобы Дилан страдала. Он был трижды негодяем, потому что дал волю своей слабости в такой тяжелый для нее момент.

— Мы не можем здесь долго оставаться, — сказал Рио, и вопреки желанию его слова прозвучали резко. — Нам пора идти.

Он неловко поменял положение тела, зарычал, когда стало еще неудобнее, и тихо выругался на родном испанском.

— Что с тобой? — спросила Дилан, поворачивая голову и с тревогой глядя на него. — Боль возвращается? Как ты себя чувствуешь?

На языке вертелось что-то злобное и ироничное, по Рио сдержался. Вместо этого погладил ее по щеке:

— Ты всегда в первую очередь заботишься о других и только потом о себе?

Дилан нахмурилась:

— Я не нуждаюсь в заботе. Уже давно.

— Насколько давно, Дилан?

— С детства.

Она едва заметно вскинула голову, и Рио живо представил себе маленькую девочку с веснушками на носу, гордо отказывающуюся принять помощь, несмотря на то что она ей крайне нужна. С тех пор Дилан ничуть не изменилась. Дерзкая, независимая. И такая ранимая — каждую секунду боится, что ей причинят боль.

Ему был хорошо знаком этот страх. В чем-то у них было схожее детство — одинокое. Сам он не выжил бы. Но Дилан во многом оказалась сильнее его. Только сейчас он начал понимать, насколько она сильная.

И насколько одинокая.

Рио вспомнил, что она упоминала братьев — их было двое, так же как и она, названы в честь рок-звезд, — но об отце Дилан даже словом не обмолвилась. Казалось, ее семья давным-давно распалась, и осталась только та женщина, которую он видел в палате онкологического отделения.

— Вас теперь только двое? — спросил Рио.

Дилан кивнула:

— Отец уехал, когда мне было двенадцать... честно говоря, он просто бросил нас. Вскоре после этого они развелись, и мама больше не вышла замуж. Нельзя сказать, что мужчины не проявляли к ней интереса. — Дилан рассмеялась, но как-то не весело. — Моя мама влюбчивый человек, и каждый раз, когда в ее жизни появлялся новый мужчина, она уверяла меня, что нашла того единственного. Я думаю, ей просто нравится состояние влюбленности. Даже сейчас она влюблена в хозяина Центра помощи сбежавшим детям, в котором работает. Господи, в ней столько нерастраченной любви, и это несмотря на то, что рак отнимает у нее все силы и энергию...

Дилан замолчала, сглатывая подступивший ком. Рио гладил ее по руке, успокаивая:

— А что твой отец? Ты сообщила ему, что мать больна?

Дилан скептически усмехнулась:

— Ему было бы все равно, даже если бы я сумела его разыскать и он оказался бы достаточно трезв, чтобы выслушать меня. Семья интересовала его только в тех случаях, когда ему требовались деньги на выпивку или когда его нужно было вытащить из какого-нибудь дерьма.

— Похоже, твой отец был порядочным засранцем — произнес Рио, почувствовав, как внутри просыпается гнев. — Жаль, что он не оставил адреса, я с удовольствием нанес бы ему визит.

— Рассказать, почему он уехал?

Рио гладил ее волосы, наблюдая за игрой света в огненно-рыжих прядях.

— Если хочешь.

— Причиной стал мой дар, как ты это называешь. Моя странная способность видеть призраки умерших людей. — Дилан задумчиво водила пальцем по завиткам дермаглифов, очевидно вспоминая самый несчастливый период своей жизни. — Когда я была совсем маленькой, мои родители не обращали внимания на то, что я разговариваю с кем-то невидимым. В таком возрасте дети часто общаются с воображаемыми друзьями. Думаю, поэтому мои родители ничего не замечали. К тому же из-за всех этих проблем и ссор в доме трудно было расслышать, что там бормочет ребенок. А несколько лет спустя отец наткнулся на мой дневник. Я описывала встречи с мертвыми женщинами и то, что они мне говорили. Я пыталась понять, почему это происходит со мной, зачем они мне являются, но отец решил, что на этом можно сделать деньги.

— Вот сукин сын! — Негодование Рио росло. — И каким же образом?

— Ни на одной работе он долго не задерживался, он вообще не любил работать, всегда искал легкий способ обогатиться. Отец решил, что объявит меня медиумом и люди, потерявшие близких, станут общаться с ними через меня, а он будет сидеть в соседней комнате и только подсчитывать наличные. — Дилан задумчиво покачала головой. — Я пыталась объяснить ему, что не могу по собственной воле вызывать умерших и вести с ними диалог, не могу предсказать, когда и где они мне явятся. Призраки говорят мне только то, что я, с их точки зрения, должна услышать, или просят что-то сделать.

Но мой отец даже слушать меня не хотел. Он требовал, чтобы я научилась пользоваться своим даром, и я первое время подчинялась ему и выдумывала всякую чушь. Но долго так продолжаться не могло. Одна из семей, которую мой отец попытался надуть, подала на него в суд. И отец струсил и пустился в бега. С тех пор мы его не видели и никаких известий от него не получали.

«Ну и хороню, что избавились от такого подонка», — со злостью подумал Рио, хотя он понимал, насколько болезненным явилось это бегство для такого чувствительного ребенка, как Дилан.

— А твои братья? — спросил Рио. — Они могли вмешаться, как-то образумить отца и защитить тебя.

— К тому моменту их уже не было, — тихо ответила Дилан, с еще большей печалью в голосе, чем тогда, когда рассказывала о предательстве отца — Мне было семь лет, когда Моррисон погиб в автомобильной аварии. Ему исполнилось шестнадцать, и он только что получил права. Отец повез его куда-то отпраздновать это событие. Он напоил Морри, но, очевидно, сам вообще не стоял на ногах, потому что отдал ключи Морри, с тем чтобы тот сел за руль. На повороте брат не справился с управлением и врезался в телеграфный столб. Отец отделался легким сотрясением мозга и переломом ключицы, а Морри... Он так и не вышел из комы и умер через три дня.

Рио зарычал, не в силах сдержать эмоций. В нем бурлило желание убить, отомстить за дорогую ему женщину.

— Я должен найти этого подлеца, я хочу дать ему почувствовать, что такое настоящая боль — пробормотал он. — Скажи, а твой второй брат никогда не пытался наставить отца на путь истинный?

— Нет, — ответила Дилан. — Леннон был старше Морри на полтора года. И если Морри был активным и веселым, то Леннон — тихим и замкнутым. Я помню выражение его лица в тот день, когда мама сообщила нам, что Морри умер, а отец, когда выйдет из больницы, проведет пару дней в тюрьме. Лен просто сник, тогда в нем самом словно что-то умерло. Он вышел из дома и отправился прямиком в призывной пункт. Он не мог дождаться, когда уедет... сбежит от нас и от всей этой жизни. Друзья говорили, что его якобы отправили в Бейрут, но я точно не знаю. Он никогда не писал нам и не звонил. Леннон просто исчез. Где бы он ни был, надеюсь, он счастлив. Он заслуживает этого.