Но при этом были другие, еще более странные обстоятельства. Однажды убийцу схватили на месте преступления, надели на него наручники, посадили в полицейскую машину Тогда он и пробормотал свое имя, что-то вроде «Оле», и оно за ним закрепилось. Полицейские пришли к выводу, что Оле скандинав, высокого роста, белокурый. Но далее произошло нечто невероятное, Оле открыл дверь полицейской машины, выпрыгнул на улицу и бросился бежать. В него стреляли, и один из полицейских клялся, что попал в него. Однако следов крови не оказалось. В нескольких шагах от машины валялись наручники, от которых преступник освободился опять-таки неизвестно как. С тех пор преступления Оле сделались еще более дерзкими, Иногда он стрелял просто в упор, а потом исчезал. Как сквозь землю проваливался, по словам полицейских. Два или три раза Оле уходил из следственного изолятора, тщательно охраняемого, причем, кроме почти нечленораздельного бормотания «Оле, Оле», от него никто не слышал ни слова.

В мочаловской церкви иеромонах Аверьян должен был крестить мальчика-сироту пяти лет отроду Мальчику едва исполнился год, когда его отец был приговорен к исключительной мере за убийство. Николай Терехов служил в Афганистане и, демобилизовавшись, стал убийцей-профессионалом… «Что поделаешь, ничему другому не обучался, граждане судьи», — говорил он на суде со смущенной улыбкой. Суд расценил это как особый цинизм, а Николай принял смертный приговор как должное.

Его сынишка носил странное имя «Толк». Так и в метрике был записан. Говорили, будто его мать Ольга Терехова назвала его так еще до рождения, потому что он все время напоминал о себе: толк, толк… Когда он родился, отец сказал: «Из парня выйдет толк». Лучшего имени для него не нашлось. Теперь его должны были окрестить Анатолием. Аверьян даже пригласил Толю Зайцева в крестные отцы. Сделать это пришлось ему самому, так как мать относилась к предстоящему обряду без всякого энтузиазма и даже противилась ему, как могла, ссылаясь на то, что семья у них неверующая.

Толя Зайцев полюбопытствовал, на какие средства Ольга Терехова безбедно живет да еще при этом не работает. Аверьян удовлетворил его любопытство. Ольга Терехова получала внушительную пенсию от доктора Сапса. «Но за что? За что?» — удивлялся Толя. Оказалось, доктор Сапс приобрел мертвое тело расстрелянного Николая с условием, что будет выплачивать определенную сумму его вдове, вернее, сыну, разумеется, с индексацией. Интересно, что на это согласился сам Николай, а доктор Сапс, похоже, настаивал на подтверждении его согласия.

Доктор Сапс возглавлял экспериментальный центр ТРАНСЦЕДОС (Трансплантационный центр доктора Сапса). Человеческие тела были ему нужны не для вивисекции. Сотрудники доктора Сапса извлекали из этих тел органы, необходимые для пересадки. После этого тела бесследно исчезали, что входило в условия договора. Доктор Сапс называл их дальнейшую судьбу врачебной тайной.

Толя Зайцев допытывался, почему неуловимый Оле непременно должен прийти на крестины Толка. «Иначе быть не может, — загадочно улыбался в ответ Аверьян. — Таково условие». «Какое условие? С кем условие?» — вскидывался Толя. «С хозяином», — продолжал улыбаться Аверьян.

Накануне крестин в Аверьяна стреляли. Об этом сообщил Анатолию Зайцеву участковый милиционер. Выстрелы были произведены с чердака соседней дачи. Ни один из них не попал в цель. Аверьян, можно сказать, спасся чудом. Сам он даже не упомянул о выстрелах в разговоре с Толей Зайцевым, а когда тот напрямик его спросил о них, ответил: «Ты видишь, все идет как по маслу. Он здесь». «Кто здесь?» «Неуловимый Оле. Завтра он придет в церковь».

В церкви Анатолий Зайцев напряженно присматривался к присутствующим. Человек с внешностью неуловимого Оле как-то не бросался ему в глаза. Впрочем, у Анатолия как у крестного отца были другие заботы. Аверьян строго настаивал на православном крещении в три погружения, а Толк, поджарый всклокоченный волчонок, никак не хотел погружаться, как будто кто-то заранее подучил его избегать купели. Уламывать его пришлось крестному отцу, но когда мальчишка уступил авторитету дяденьки милиционера, в церкви раздались выстрелы.

Можно было подумать, что метят в мальчика, но пошатнулся иеромонах Аверьян. Его кровь капнула в купель, но он все-таки завершил обряд, крестил мальчика в три погружения и только после этого даже не упал, а поник на пол. Он был ранен в левое плечо. Какой-нибудь сантиметр, и Аверьян не остался бы в живых.

Стрелявшего схватили сразу же. Он выронил револьвер и тяжело повис на руках оперативников, заранее направленных в церковь Анатолием Зайцевым. Белокурая голова безжизненно свесилась. Он был мертв.

В ближайшие часы произошло самое невероятное. Тело разлагалось буквально на глазах. Когда в морг вызвали врача для вскрытия, он подумал, что тело подверглось эксгумации, а до этого пролежало в могиле года три. Вскрытие показало, что у покойника были удалены обе почки и, как ни странно, сердце.

— В дальнейшем у них, возможно, будут удалять и мозг, — сказал пришедший в себя Аверьян. Толя Зайцев сидел у его постели.

— Но как же он двигался… как же он стрелял… как же он жил без почек и без сердца? — пролепетал Толя.

— А он, собственно говоря, и не жил. Для того чтобы убивать, жить необязательно. Кстати, его опознали?

— Отпечатки пальцев уже невозможно с точностью проверить. Но, судя по всем данным, это действительно неуловимый Оле.

— Только и всего? А кто был неуловимый Оле, тебе все еще невдомек?

Толя Зайцев недоуменно смотрел на Аверьяна.

— Он же бормотал «Оля… Оля», когда его: хватили. Любимую жену звал. Ты все еще не понял, что это Николай Терехов?

— Так его не расстреляли?

— Да нет, именно расстреляли. Вскрытие должно констатировать дырку в затылке.

— Значит, доктор Сапс его вылечил? Из мертвых воскресил?

— Ну нет, он был нужен доктору Сапсу не живой, а мертвый.

— Кто же тогда стрелял? Его дух, что ли? А на вскрытие тело подсунули?

— Как, по-твоему, вампир — дух? — спросил Аверьян. — Он же кусает живого, сосет его кровь. Потом его находят в могиле и вбивают в него осиновый кол. Как, по-твоему, можно вбить осиновый кол в духа?

Толя Зайцев не находил слов.

— Так что же, Колька Терехов — вампир, что ли?

— Нет, не вампир. По-английски это называется «lich», по-русски лярва, тело, оставленное духом. У Амброза Бирса, кажется, есть рассказ о том, как мертвое тело матери задушило любимого сына.

— Значит, он стрелял в Толка?

— Нет, он стрелял в меня. Ему, вернее, его хозяину, надо было, чтобы Толк остался некрещеным.

— А кто его хозяин?

— Ты все еще не понимаешь? Доктор Сапс, конечно. Правда, и у доктора Сапса есть хозяин.

— Но ведь тот, кажется, покупает души?

— А этот, Антихрист, покупает их тела, приводит их в движение, вооружает, подчиняет своей воле. И получается… получается то, чем должен был бы быть homo soveticus.