Мокрый, как мышь, Вова выбрался на свежий воздух.

— Ну, как? — это Кальман Степанычу.

— Годится.

Ротный подошел к Вове.

— Вчера двух водителей убило, одна из машин на ходу. С кадрами я все согласую. Решай.

— У меня удостоверения нет.

— Мне сейчас водитель нужен, а не бумажка. Права потом получишь.

Вот он, шанс! Но почему так тяжело на душе у Вовы Лопухова? Вроде как своих предаешь.

— Оставайся.

Миронов с остальными десантниками, оказывается, вернулся, и они наблюдали весь этот цирк со стороны.

— Держи, — сержант передал Вове его ППШ, — еще, надеюсь, увидимся.

Сержант, прощаясь, обнял Вову, сжал на секунду и отошел. Подтянулись остальные, им никто не мешал.

— Пошли, а то точно до ночи не вернемся.

И ушли. А Вова остался стоять с оттягивающим руку автоматом и привычной тяжестью вещмешка на плечах. Все, идти больше никуда не надо.

— Ну, что, давай знакомиться. Меня все Степанычем зовут.

— Лопухов. Владимир.

Вовина ладонь утонула в мозолистой, пропитанной маслом лапе.

— Виктор, — длинный, худой, в неаккуратно заштопанной гимнастерке с масляными пятнами. — Тебя, скорее всего, в наш взвод определят. А это наш взводный — лейтенант Никифоров.

Виктор, Витек, как его именовали во взводе, оказался прав, Вову определили во взвод ГСМ. Проще говоря, солярку для танков возить.

— Нет, «шевроле» я тебе не дам.

— Товарищ старший лейтенант…

— Хрен тебе, а не новую машину! Где твой «студер»? Ты его угробил! Не дай бог, ЗиСа просрешь — в пехоту спишу. Где этот новенький?

— Здесь я.

— Никифоров, покажи бойцу его аппарат. Ну и в курс дела введи.

Аппаратом оказался почти новый бортовой «шевроле» со всеми ведущими колесами и большой дырой в водительской дверце и посеченным осколками металлическим кузовом с высокой деревянной обрешеткой. Вдоль бортов две откидные лавки, рассчитанные на двенадцать человек. Все сиденье в кабине покрыто коркой запекшейся крови.

— Осколок авиабомбы, — пояснил лейтенант, — на обочину сумел съехать и умер. Мы подбежали, а он уже готов. Кузов подлатай, кровь очисти, утром поедем за соляркой.

Вообще-то, был еще ночной рейс, но Вову в него не взяли, дали возможность осмотреться и попробовать новый аппарат на ходу. Разница с отечественным аппаратом была весьма ощутимой. Руль легкий, хоть и пустой, на педалях усилие существенно меньше, сцепление чувствуется хорошо, рычаг КПП ходит четко, не болтается. Обзор, приборы, где положено, перед водителем, а вот от мотора Вова ожидал большего. Видимо, переход на наш низкосортный бензин не добавлял ему прыти.

Первый рейс дался Вове нелегко. Но все-таки он сумел удержаться в колонне, благо шли порожняком, и не вылезти на встречную полосу, когда по ней кто-то двигался.

— Нормально, — поддержал его шедший за ним Степаныч, — перетормаживаешь, но это с опытом придет, и резко руль не дергай.

— Спасибо, учту, — поблагодарил Вова.

На складе в кузов закатили полтора десятка бочек с соляркой, рессоры грузовика заметно просели. Обратный рейс дался намного тяжелее. Рулевое управление словно свинцом налилось, движок, на нижних передачах, приходилось выкручивать до истошного воя. На третью удавалось переключиться нечасто, а чуть подъем, и двигатель стухал, опять приходилось переключаться вниз. На место прибыли после полудня. За время их поездки обстановка обострилась, это Лопухов уловил по усилившемуся грохоту канонады да большому количеству раненых у бригадного медсанбата. Плохие новости не замедлили появиться в лице взводного Никифорова.

— Отставить разгрузку! Немцы прижали второй батальон в Михайловке, боеприпасы и горючее у них на исходе, все везем туда.

— Отвезем, — поднялся Степаныч, — не впервой.

— Это еще не все, — плохие новости не закончились, — дорога в Михайловку простреливается. Дорога свободна, но вокруг могут быть мины.

А в кузове два десятка бочек с соляркой. Достаточно одного раскаленного осколка и… Ноги сразу стали ватными, в кабину Вова залез с трудом. Уж лучше пулю поймать, чем в кабине заживо сгореть. Остальные, впрочем, особой резвости тоже не проявили. Взводный сел в первую машину, Вовин «шевроле» шел восьмым, за ним Степаныч, впереди «студер» длинного, худого Витька также с бочками в кузове. Три километра проскочили относительно легко, дорога сухая. Лопухов даже немного успокоился, а потом началось.

Первый снаряд рванул неожиданно. Его ждали, а он рванул, как всегда, внезапно. Недолет. Передние машины прибавили газу, Вова тоже притопил, колонна растянулась. Еще взрыв. Снаряды ложились пока впереди, и грохот их был совсем не страшным. Перелет. Сейчас немецкий корректировщик уполовинит вилку, и кому-то может не повезти. Или повезет? Или не повезет? Не повезло. Вторая машина была накрыта близким недолетом и загорелась, видимо, осколки пробили бензобак. А в кузове семидесятишестимиллиметровые патроны. Четыре тонны. Идущий третьим «студебеккер» свернул на целину, объезжая горящий грузовик. Не ожидавший такого маневра фриц положил снаряд мимо.

Стреляли немцы редко, паузы между взрывами секунд по шесть-десять. То ли стреляли одним взводом, то ли снаряды экономили. Зато калибр — сто пятьдесят, никак не меньше. Ба-бах! Свернувший в поле грузовик наехал на мину. Передняя часть «студера» просто исчезла, лежавшие в кузове ящики разбросало, но общей детонации не было. Задний борт Витькиного грузовика начал стремительно приближаться. Вова вывернул руль вправо, «шеви» поупирался, но все-таки выскочил из колеи. Сразу стало трясти сильнее, бочки в кузове загремели. А еще здесь могут быть мины.

Проскакивая мимо Витькиного грузовика, Вова увидел, что тот выскочил из машины с кривым стартером, похоже, заглох в самом неудачном месте. Газу, газу. Лопухов хотел было вернуться на дорогу, но горящий впереди грузовик с боеприпасами заставил его передумать. Ба-бах! В зеркале заднего вида мелькнул вспухающий соляровым пламенем взрыв с шапкой жирного черного дыма.

А Степаныч-то проскочил, идет точно по Вовиным следам.

Наконец, горящий грузовик остался далеко позади. Ба-бах! Перелет. Почти накрытие. Точно бьет фриц, ехал бы по дороге, наверняка накрыло. Шестым чувством Вова ощутил следующий снаряд и, повинуясь инстинкту, вдавил педаль тормоза. Бабах! Ударило по ушам, в лобовом стекле образовалась трещина. Один — сцепление, два — первая, три — сцепление, четыре — газ, пять — быстрее, быстрее, шесть, семь, восемь… Ба-бах! Снаряд рванул позади, пара несильных ударов по кузову. Вова тревожно глянул в зеркала, вроде дыма нет, только скачет далеко позади радиатор «студера».

Вторая. Дело пошло быстрее, Вова чуть довернул руль и начал постепенно приближаться к дороге, про мины он не забывал ни на секунду. Бабах! Очередной разрыв появился впереди, метрах в пятидесяти от дороги, что-то окосел фрицевский корректировщик. Ба-бах! Этот лег еще дальше, и Вова понял, что фрицевское косоглазие тут ни при чем — они проскочили просматриваемый участок дороги! Прикрываясь небольшим холмом, колонна влетела в Михайловку.