— Один убит да другой — контужен сильно…

Еще через час Егор — в сопровождении восьми своих людей — пешим ходом направился в сторону Нарвской крепости. Лошадей в этот раз решили не задействовать:

больно уж низкие берега реки Наровы, вдоль которой пролегал их маршрут, густо заросли различным кустарником и мелколесьем.

На темно-багровом закате, пройдя вниз по течению Наровы порядка семнадцати-восемнадцати верст, отряд остановился на ночевку. Разожгли невысокий походный костер, сноровисто установили парусиновую армейскую палатку — одну на всех. Этот вечер, один из первых июльских, выдался тихим, теплым и очень светлым. В реке громко и часто плескалась крупная рыба, в густых прибрежных камышах сонно крякали утки, чуть слышно гоготали дикие гуси, готовясь ко сну.

После завершения нехитрого, но сытного ужина, Егор вольготно расположился на толстой войлочной кошме, не торопясь, раскурил последнюю — на этот долгий и трудный день — трубочку. Лежал себе и умиротворенно пускал в небо сизые кольца табачного дыма, раздумывая над превратностями своей непростой судьбы…

Неожиданно на противоположном речном берегу послышался громкий и утробный рык, в ответ ему раздался другой — не менее дикий и яростный.

— Что это такое? — вскочил Егор на ноги, выхватывая из-за пояса пистолет.

— Ерунда, господин генерал-майор! — заверил его Фролка Иванов — бывший денщик Якова Брюса, так и прижившийся в охранной Службе после тех памятных ноябрьских событий. — Просто тутошние медведи делят свои угодья.

Рык тем временем превратился в настоящий разноголосый рев. Создавалось устойчивое впечатление, что в этом дружном хоре принимало участие не менее шести-семи крупных медвежьих особей.

— Чего они не поделили-то? — поинтересовался Егор в редкий период тишины, недоверчиво и опасливо посматривая в сторону неожиданной «концертной площадки».

Фролка, усердно кроша в котелок с кипятком куски чаги — чайного гриба, срубленного с ближайшей толстой березы, охотно пояснил:

— Я же, господин генерал-майор, сам псковский, мне это и не внове… Медведей в этих краях — просто ужас сколько! Особенно — чуть севернее Гдова. Это место, где речка Нарова вытекает из Чудского озера, так и прозывается в народе — «медвежий угол»… Поэтому мишки всегда очень тщательно делят между собой все угодья, а всех нарушителей — прогоняют беспощадно. А сейчас-то — что получилось? Был большущий шум — от нашей недавней жаркой схватки с эскадрой командора Лешерта. Потом и вовсе — сильный взрыв… Вот тамошние медведи сильно испугались и от того испуга снялись со своих насиженных мест, решили уйти на другой берег Наровы. А здесь их никто и не ждал. Тут же набежали местные мишки, чтобы решительно прогнать всех пришлых и незваных. Оно и началось…

Рев-рык возобновился с новой силой, послышался громкий всплеск — от падения грузного и тяжелого тела в речную воду, за ним — второй.

— Эге, ишь ты! — забеспокоился Фролка, доставая из костра ярко горящую сухую сосновую жердь. — Придется, на всякий случай, сходить на берег. Иначе к нам могут пожаловать очень недобрые и опасные гости…

Кроме Егора и Фролки на речную каменистую косу выбрались и все остальные члены отряда: все равно спать под эту медвежью какофонию было совершенно невозможно. У кого-то в руках было ружье, у кого-то — пистолет.

— Вона, плывут, бедолаги! — указал Фролка своим импровизированным факелом на темно-серую поверхность реки. — Правее того белого камня…

Егор навел подзорную трубу на указанное место: две крупные черные медвежьи головы мелькали в неспокойных волнах Наровы, то появляясь, то опять исчезая из виду.

Он перевел свой оптический прибор на противоположный речной берег: там обнаружилось сразу пять матерых светло-бурых медведей (или — медведиц?), которые, угрожающе порыкивая, напряженно наблюдали за уплывающими сородичами.

— Братцы, давайте пальнем дружно — в сторону тех пловцов! — предложил Фролка. — Чтобы они, случаем, не выбрались на берег рядом с нашим лагерем.

Над рекой вразнобой зазвучали ружейные и пистолетные выстрелы, Егор увидел, как черноголовые мишки испуганно отвернули от берега, где располагался лагерь отряда, и сноровисто поплыли вниз по течению реки, а их светло-бурые собратья покинули противоположный обрывистый берег, торопливо разбредясь в разные стороны…

Через сорок часов, переночевав еще раз у глубокого речного омута, из которого удалось выловить парочку вполне приличных налимов, Егор и его подчиненные вышли к первым русским постам, охраняющим брод через Нарову. На севере все было затянуто густым черным дымом, а войска, вытянувшись узкой цепочкой, торопливо перебирались обратно на русский берег, перетаскивали полевые мортиры и гаубицы, установленные на деревянных, качественно сколоченных плотах.

— Что происходит? Почему отступаем? — строго спросил Егор у черноусого драгунского поручика, командовавшего сторожевым постом. — Ведь этот дым — стоит над Нарвской крепостью?

— Нарва-то второй день уже горит, да свейский воинский корпус на подходе, господин генерал-майор! — браво доложил поручик. — Сам генерал Шлиппенбах ведет шведов! Зело он злобен — за свою мартовскую конфузию под Дерптом… Государь приказал армейским частям незамедлительно отойти на правый берег Наровы. Наладить надежную охрану всех ближних бродов и переправ, полевую артиллерию установить — в специальных земельных укрытиях, которые надлежит дельно укрепить дубовыми бревнами…

— Петр Алексеевич уже здесь? — удивился Егор. — Когда прибыл? Где он сейчас?

— Пять дней назад, Александр Данилович! Государь — вместе с Борисом Петровичем Шереметьевым и всеми штабными офицерами — еще вчера перебрались на наш берег. Командный пункт нынче разбит на том высоком холме, что расположен в трех верстах восточнее Иван-города.

— Сам-то как? Грозен?

— Никак нет! Бодры, веселы и негневливы!

— И то хлеб…

Петр, за спиной которого маячил улыбающийся Василий Волков, встретил Егора распростертыми объятиями:

— Алексашка, сучий потрох, исчадие ада! Как же я соскучился без тебя, засранца! Эй, кто-нибудь… Быстро собрать на стол — всего самого лучшего!

Пока накрывали походный стол, Егор шепотом спросил у царя:

— Ну, как оно, мин херц, с Мартой-Екатериной-то? Срослось что-нибудь?

— Срослось, — чуть покраснев, так же тихо ответил Петр. — Все — срослось, до самого конца… Спасибо тебе, охранитель, за эту милую особу. Век не забуду! Правда, побыть довелось вместе — всего-то четыре дня… И моему сыну Алешке она, Катенька — то есть, очень приглянулась: смотрит на нее мальчонка — и улыбается…

Сели за раскладной стол: Петр, Егор, Шереметьев и Василий Волков.

Егор коротко рассказал обо всех обстоятельствах пленения шведской эскадры.

— А Лешерт-то каков! — уважительно покачал головой Волков. — Не захотел сдаваться в плен, предпочел тому смерть лютую…