Перед высокими дверями из драгоценного эбенового дерева визирь почтительно замер. Ведь дальше начинались покои, вход куда был дарован лишь избранным.

– Ну? Что же ты медлишь, ничтожный? Или ты забыл, как следует слушать нас, вашего повелителя и господина?

«Тупоголовый индюк! Наш повелитель умен и достоин уважения. Ты же достоин десятка палок по пяткам и ничего более…» Но вслух визирь ничего не сказал, ибо он себя уважал и опускаться до уровня новоявленного халифа вовсе не хотел.

– В твои покои, о великий, могут войти лишь немногие особо доверенные слуги. Я не принадлежу к их числу.

– А этот, ну, такой, высокий, как его… а, да, ибн Мансур? Он может впустить нас в наши покои?

– Это могу сделать только я, о великий!

Прямо перед визирем, словно ниоткуда, появился высокий нубиец.

– Я главный постельничий, и никто, кроме меня, не может потревожить твои покои, о халиф!

Конечно, постельничий Джалал-ад-Дин тоже был посвящен в тайну нового халифа. Вот он-то решил повеселиться всерьез. Много обид затаил он на Гаруна аль-Рашида, но высказать их и не лишиться при этом головы, конечно, не мог. А потому решил отыграться на этом легковерном дурачке, который клюнул на пустую приманку, завороженный словом «халиф».

– Войди же, о великий, и насладись покоем. Я буду помогать тебе в каждом твоем шаге, как это делаю уже на протяжении сотен лет.

Визирь вздрогнул, услышав эти слова, Джалал-ад-Дин осклабился, как тигр, увидевший долгожданную добычу, а писарь в углу, обязанный неотступно следовать за владыкой, вновь прыснул со смеху.

– И ты будешь щедро вознагражден за это, достойный постельничий! Эй, сопляк, запиши, что нашему постельничему за долгие годы верной службы мы повелеваем выдать столько золотых, сколько лет прослужил он при нашем величестве! Так сколько, ты говоришь, служишь? Что-то я плохо запоминаю разные там даты, цифры…

– Долгие сотни лет, – гордо выпрямился постельничий во весь свой огромный рост. О, он уже видел блеск монет, уже слышал их звон…

– Ну вот пусть ему и принесут мешок золотых. Но, мальчишка, запиши, ровно столько золотых, сколько лет он служит нашему величеству.

Теперь уже самая сладкая из ядовитых улыбок заиграла на устах визиря, ибо те несчастные десять золотых, которые получит глупый Джалал-ад-Дин, способны обогатить лишь метельщика… нет, водоноса на багдадских улицах.

«О Аллах, я сам прослежу за тем, чтобы это повеление глупца было исполнено неукоснительно!»

Аллах великий, какие же интриги плелись вокруг того, кто мог быть призван в круг ближайших слуг халифа! Визирь же, увы, давно мечтал из этого круга исчезнуть. Но оставить все в воровских руках Джалал-ад-Дина или его не менее завистливого друга, Мир-ад-Дина – главного повара, визирь позволить себе не мог. И потому уже столько лет шел на службу халифа, как иной восходит на плаху.

– Ну, хватит болтать, этот… как тебя там… ад-Дин! Веди в наши покои. Да не забудь приготовить парадное платье – сегодня мы намерены войти в диван!

«Мальчишка отомстит за все годы моего унижения, – радостно подумал визирь, услышав эти слова и увидев кислую мину на лице постельничего. – Этот шут своей глупостью сможет поставить на место всех зарвавшихся выскочек несчастного двора. Мне не придется даже шевелиться!»

Наконец двери черного дерева закрылись за новоиспеченным халифом. И тогда писарь смог дать волю своему смеху. И даже визирь, о величайшее чудо из чудес! скупо улыбнулся в ответ на раскатистый хохот юноши.

– Мой халиф, да пребудет с ним вовек Аллах всемилостивый и милосердный, подарил мне сегодня отличный день! – пробормотал визирь, торопливо направляясь в сторону дивана. Должно быть, мудрецы уже собрались. Каково же будет их изумление, когда в парадные двери войдет этот глупец! Надо предупредить почтенных старцев о веселой проделке халифа! Да, и не забыть указать, что с этим ряженым следует обращаться, как с самим халифом, и что сам повелитель, невидимый, из тайных своих покоев наблюдает за всем происходящим. А значит, увидит и малейшее непочтение, которое будет проявлено к его «второму лицу».

«Хотя вот об этом, о Аллах, спасибо, что дал мне понять, предупреждать их не следует! Пусть мудрый Гарун аль-Рашид увидит, кто истинно предан ему, а кто лишь носит маску!» Хихикнув самым неподобающим образом, визирь вошел в приемную дивана.

Шахрияр смеялся. Он бы и хотел сдержаться, чтобы не проявить неуважения к рассказчице, но не мог.

– Так ты говоришь, за долгие сотни лет служения… Воистину, мудрейшая, тебя надо сделать первым советником моего дивана. Или нет, лучше главным смотрителем моих дворцов. Пусть бы они, мои слуги, поплясали под дудку умного человека…

– Благодарю тебя за такие слова, мой господин, – и вновь с уже знакомой скромностью Шахразада опустила глаза. – Боюсь, в этом случае твои дворцы обезлюдели бы уже через мгновение…

Шахрияр с иронией посмотрел на девушку.

– Ты столь кровожадна, луноликая?

– Нет, мой принц, я всего лишь справедлива. И те, у кого вместо мозгов только напыщенность и глупость, должны служить тебе не при твоем дворце, а при городской свалке, ибо только там могут по-настоящему пригодиться их никчемные жизни…

Шахрияр промолчал. Увы, Шахразада была во многом права: должности, даже при дворе, продавались и покупались… А о произволе, который творят наместники халифа в провинциях, вспоминать ему, наследнику престола, иногда бывало просто стыдно.

Шахразада же, упорно не замечая настроения принца, продолжила свой рассказ. И Шахрияр с удовольствием окунулся в круговорот чужой жизни.

А в это время, умывшись и приведя себя в порядок, Абу-ль-Хасан готовился надеть «парадное платье».

Поняв, что обманул сам себя, постельничий впал в ярость. «О, я отмщу тебе, глупый ишак! И тебе, хитрый визирь! Я отомщу всем!» Но внешне его ярость проявилась лишь в утроенном рвении, с которым он начал облачать «любимого халифа», вовремя вспомнив, что сам-то Гарун аль-Рашид собирался прятаться в кладовой возле опочивальни и в щелочку наблюдать за тем, как правит этот глупец.

– Что ты подсунул нам, безмозглый осел? – капризно спросил Абу-ль-Хасан. – Да разве так должен выглядеть парадный кафтан нашего величества? Ты, должно быть, совсем лишился разума! Берегись, иначе мы повелим вытаскивать из твоего мешка с золотом по одной монетке за каждую провинность!

Очень быстро поняв, что его «мешок с золотом» может иссякнуть, Джалал-ад-Дин склонился в поклоне.

– Прости меня, невежественнейшего из твоих рабов, о великий! И скажи мне, какой кафтан ты бы хотел надеть в диван?

– Парадный, болван! Мы же сказали «па-рад-ный»! Не это черное уродство, а действительно парадное платье. И шаровары поярче, и чалму повыше. Да не забудь подобрать все необходимые мелочи, чтобы мы сегодня выглядели не унылым сутягой, а настоящим халифом.