– Должно быть, Великий Змей легко прочитал мои мысли, ибо его голос в моей голове замолк. Он еще раз окинул меня взглядом и… слегка качнул головой, словно кланяясь или прощаясь. Миг – и лишь высокий спинной плавник мелькнул среди волн. И сразу все пришло в движение: закричали матросы, гарпунеры забегали по палубе, ловчие принялись разматывать сеть, которую сплели сорок четыре опытных рыбака. Я с улыбкой смотрел на суету моих людей, ибо понимал, сколь велик был их страх и как много сил пришлось им приложить, чтобы преодолеть его. Когда же я отдал команду возвращаться, клянусь, испытал такое счастье, какого не испытывал со дня рождения нашего сына.

– Но что же тебя так тревожит теперь, муж мой? – подала наконец голос императрица.

– Тревожит? О нет, сейчас меня не тревожит ничто. Я лишь все время взвешиваю, каким будет гнев Повелителя Морей и чего придется лишиться мне и нашей прекрасной державе. Пусть я и перестал охотиться за ним, но чего я заслужил одними лишь помыслами о такой охоте?

Шахразада замолчала. Умолк и шум морского ветра, и крики чаек. Теперь в окна лился аромат цветов из дворцового парка, и ничто не напоминало о запахе рыбы, свежего дерева и сушащегося тростника для постройки кораблей отважной флотилии.

Молчал и Шахрияр, должно быть, еще не вернувшийся в свои покои из императорского дворца. Да, не такого рассказа ждал он этим вечером. Быть может, надеялся услышать глупую сказочку, которая положит конец очарованию мудрых рассказов Шахразады и тем самым вернет все на свои места: женщину – на плаху, мужчину – на трон.

Но повесть о мудрости отказа от мечты удивительным образом всколыхнула душу принца. О нет, не просто всколыхнула – она ее перевернула.

«Что было бы, – думал Шахрияр, – если бы я не дал команду настичь тот странный корабль? Что было бы, остановись я перед тем, как рубить клетку в каюте? Что было бы, упрямый я ишак, если бы прислушался к рассказу корабельного лекаря, не обозвал бы его глупцом и перепуганным стариком, а просто дал себе труд задуматься над этим рассказом?»

Горько было признавать свои ошибки, однако эта горечь, принц сам чувствовал это, врачевала его душу, возвращала того Шахрияра, каким был он всего несколько лет назад. И лишь одно сейчас в глазах принца оправдывало все его ошибки – сидящая напротив него девушка.

«Аллах великий, но тогда бы я не встретил ее, дочь визиря – красавицу и саму мудрость!»

Говоря по совести, Шахрияр влюбился. Но было ли это чувство вызвано самой девушкой или всего лишь даровано коварным проклятием, ибо сказано же было, что принц будет желать любую женщину на закате и ненавидеть ее на восходе?

– Да, – наконец Шахрияр заговорил. – Бремя, которое теперь несет повелитель, более чем тяжко – оно под силу лишь самым сильным и самым мудрым. Однако я понимаю его: он поставил всю свою жизнь на службу мечте.

– Но стоила ли его мечта этого? Быть может, прежде чем начать собираться в поход, уродовать парк, создавая клетку для чудовища, и прикидывать, что еще понадобится в походе, следовало бы сначала задуматься о том, о чем он задумался лишь спустя десятки лет: чего он заслужит помыслами о подобной охоте?

Шахрияр не мог не согласиться со словами Шахразады, ибо перед тем, как предпринимать любые решительные действия, следует неоднократно взвесить все их последствия. Но почему об этом ему, будущему халифу, говорит женщина, которая призвана была для того, чтобы услаждать его тело, а не бередить душу?

И, о Аллах великий, почему он слушает эту девушку так, как не слушал никого из мудрецов? На этот вопрос не было у принца ответа.

Шахразада смотрела в окно. Солнце освещало верхушки акаций, их листья трепетали под легким ветерком. Прохладное утро вот-вот должно было смениться знойным днем.

«Аллах всесильный и всевидящий, – вздохнула про себя девушка. – Куда делась ночь? И почему молчит принц? Быть может, его душа кипит гневом от моих непочтительных слов?»

– Твоя мудрость, красавица, меня покорила. Никогда я не испытывал столь противоречивых чувств; судьба далекого правителя задела самые болезненные струны в моей душе.

Нет сомнения, что слова эти успокоили Шахразаду. Однако она отлично помнила, что сохранить интерес к ней можно лишь одним – обещанием новых историй, еще более удивительных, чем уже рассказанные.

– Приключения мудрого правителя открыли тебе, мой принц, еще одну сторону жизни. Рассказ же о шуте, воссевшем на трон вместо подлинного властителя, куда более поучителен, ибо может поведать о том, на что способен человек, имеющий пустую голову и непомерные желания. Тебе, властелину, такая сказка придется по вкусу.

Солнечный луч осветил лицо принца. Он улыбался, и глаза его (о, Аллах милосердный, как прекрасны были эти глаза сейчас!) горели радостью предвкушения новой сказки.

– Повелеваю тебе, прекраснейшая из мудрейших, на закате сегодняшнего дня, не откладывая, поведать мне эту историю.

– Повинуюсь, мой принц! – В который уже раз Шахрияр удивился гордости поклона Шахразады.

– Должно быть, тебя весьма утомляют наши беседы, моя греза? Может, тебе следует отдохнуть, не покидая моих покоев? После долгой ночи, думаю, путешествие через полгорода для тебя более чем утомительно.

Шахразада отрицательно покачала головой.

– Благодарю, мой повелитель. И прошу позволения все же отправиться под родительский кров, ибо внимание близких столь же благотворно для души, как долгий и сладкий сон.

«Глупец, да отец просто с ума сойдет от горя, если я не появлюсь до полудня. Он будет сидеть под дверью и ожидать глашатаев, как бы мудр и спокоен ни бывал в твоем диване».

Шахрияр, удивляясь самому себе, следил из высокого окна за тем, как опускается на шелковые подушки уставшая Шахразада, как закрывается бархатный полог и четверо сильных рабов поднимают на плечи паланкин. Вот уже процессия с дремлющей девушкой исчезла за поворотом… А принц все скользил взглядом по опустевшему дворику у закатных ворот…

«Чем же околдовала меня эта странная красавица? – в который уж раз задавал он себе вопрос. – Почему я ловлю каждое ее слово, как малыш сказку кормилицы; почему, стоит лишь ей заговорить, как я переношусь в мир, который описывает этот дивный тихий голосок? Чем она околдовывает?»

Быть может, глупцу следовало просто радоваться тому, что этот тихий голосок околдовал того, кто был проклят. Быть может, следовало просто забыть обо всем и радоваться каждому мигу жизни, не обагренной более кровью ни в чем не повинных жертв проклятия? О да, это было бы куда мудрее.

Но принц Шахрияр был молод, а молодости не свойственна мудрость. Хотя… Ведь Шахразада была моложе наследника, однако ее разуму мог позавидовать любой из мудрецов дивана. Но она была обычной женщиной. А кто из мужчин признаёт ум, не то что мудрость, у женщины?..