Если здесь никого не было, значит, были в других местах?

Наши взгляды пересекаются, и мы одновременно прыскаем от смеха.

— Ты вообще замуж успела выскочить, — сузив глаза, я кусаю ее за нос.

— Хватит! Ты окончательно изуродуешь мой нос!

Она хохочет, аж захлебывается, когда мои пальцы проходятся по ее ребрам.

— Нормальный у тебя нос.

Который удостаивается доброго десятка поцелуев.

Последующая пауза, повисшая в воздухе, сильно отрезвляет. Мне не хотелось думать, тем более говорить об этом, но прошлое никуда не деть — не сжечь, не испарить. Я не могу не спросить.

— А если серьезно, то как так вышло? Что ты тогда попала в больницу и…

— Ты издеваешься? — Рори перебивает меня, вытаращив глаза, будто удивлена. — Тебе угрожал мой отец, тебя избивали мои друзья, твоя мать…

— Рор, — пытаюсь возразить я.

— Нет, ты дослушаешь, — говорит твердо. — Твоя мать лишилась работы, денег. Из-за меня! А ты спрашиваешь, как я?

Да. Спрашиваю.

Невыносимая Рори.

— У тебя сейчас есть проблемы? С питанием? — продолжаю я. Аврора снова раскрывает с возмущением рот, но я требую ее заткнуться. — Это то, что меня волнует. То, что я хочу знать.

Она выглядит слегка растерянной.

— Но я…

— Сейчас. Есть. Проблемы?

Рори сводит к переносице брови, облизывает пересохшие губы. Хмурится и опускает взгляд вниз, переводит на меня и снова вниз. Когда Аврора смотрит мне в глаза в следующий раз, это уже другая Аврора — та, которая, наплевав на годы тишины, заявила мне, что ей нужен материал о посадке.

Она молчит, смотрит, открывает-закрывает рот, но потом все-таки делает глубокий вдох.

— Года три как нет, — говорит, только не убеждает меня. — Нет, правда, совсем. Иногда на нервной почве я могу… Ну может пропасть аппетит. Или еда на вкус покажется пластмассой, но… В общем, если мне потребуется помощь, то, чтобы ты знал, номер моего психотерапевта забит у меня в списке экстренных контактов.

Аврора пытается шутить, улыбается вымученно, а я не верю. Обнимаю ладонью ее лицо и глажу большим пальцем щеку и подбородок. Моя нежная девочка со стальной выдержкой. Она больше меня заслуживает иметь фамилию Сталь.

А что, если…

— Хотя я и без него справляюсь. Без номера психотерапевта.

— Умница.

Я целую ее, а у самого сердце стучит, как у марафонца после забега, если не чаще. Хуже, чем после тройной порции эспрессо и пачки выкуренных сигарет. Вика бы точно отстранила на старте — тут не отвертелся бы, списав все на вариант нормы.

Ну давай, скажи ей!

Что, блть? Что я хочу запереть ее в доме и трахать, пока она не согласиться выйти за меня замуж? А я задницей чую — так просто не сдастся. За это и люблю ее.

— Скажи мне, — вместо того, чтобы признаться, я ворошу осиное гнездо. — То, о чем говорили в эфире… о детях.

Рори горько усмехается уголком губ.

— Ага, не вышло. Я оказалась с браком, и Рома меня заменил.

— Так он из-за этого с тобой порвал? — Я закипаю от одной мысли.

— Нет, он не знает. Нет-нет. Он думает, я не хочу детей, а на самом деле…

— Но это ведь не окончательный диагноз? На дворе двадцать первый век, есть множество способов…

Не сказать, что я горю желанием заиметь детей, но почему-то с Рори я могу это представить — семью. Я хочу этого: свой дом, подружку Боингу, двоих сорванцов.

С ней.

— Я не знаю, — шепчет она о диагнозе тише, чем прежде. — Я не пробовала, даже пытаться не хотела. Мне казалось, это знак. Или наказание.

— За что? — не понимаю.

— За тебя. За то, что ненавидела тебя после всего. За то, что желала тебе… плохих вещей. Так нельзя, это… расплата.

— Рори…

— Да, звучит глупо, прости.

— Не извиняйся.

Я ловлю ее губы. Хочу заставить выбросить из головы этот бред, но чувствую соленый привкус.

Слезы? Да твою ж мать!

— Рори, я…

Люблю тебя. Это ведь так просто произнести.

— Не надо. Не обещай того, что не сможешь выполнить. Мне сейчас слишком хорошо. Если ты только со мной… Если ты больше ни с кем…

— Конечно я больше ни с кем. Эй!

Я встряхиваю Аврору за плечи, потому что она раскисает, сереет, превращается в жалкую тень самой себя. Мне не нравится.

— Есть только ты и я, — прочесав пятерней ее волосы и сжав пальцами тонкую шею, говорю я ей прямо в глаза.

Она должна понять.

— Я хочу тебя. С тобой… — Слова мне даются непросто, хотя, казалось бы, это самая естественная на свете вещь — сказать ей, что я не переставал ее любить. — Я люблю…

— Покатаешь меня на своем скакуне? — перебивает меня испуганная Рори. У нее лицо, будто я ей дату смерти назвал, а не в любви признался.

— Я люблю тебя, глупая, — повторяю, потому что она должна знать, если сама не дошла до этого своей умной головой. Может, я и переоценил ее умственные способности. — Но если ты все же жаждешь заняться сексом на сеновале…

Подмяв под себя, я вдавливаю член между ее ног, на что она в ответ протяжно стонет. Может, и правда к черту запах навоза? Просто взять и…

— Я о твоей лошади, дурак! Но… — Аврора снова прикусывает губу, на которой уже живого места нет, а когда поднимает на меня глаза, те сверкают. Горят ярче предрассветного зарева, которое я вижу каждое утро за полчищем облаков. — Я тоже люблю тебя. Всегда любила.

Услышав это, я плюю на посторонние «ароматы», крепко сжимаю талию и врезаюсь со всем необъятным желанием в ее рот.

Глава 42

Аврора

BANKS — Burn

— Я надеюсь, он красавчик? Боже, скажи, что он красавчик! — Нелли дует пухлые губы и улыбается самой мечтательной улыбкой. — Мне безумно, до дрожи необходима порция тестостерона, иначе эти гормоны, из-за которых я реву над любой рекламой с младенцем или котятами, меня доконают.

Она откидывает светлые волосы с красивой укладкой назад и хлопает глазами.

— Ну… — Я чешу подбородок и задираю бровь, вспоминая друга Егора. — Даня определенно симпатичный, — на радость Нелли говорю я, — просто не в моем вкусе. Он такой… милый, что ли. Как прекрасный принц из сказки.

— Принц? Еще и на летающем коне-вертолете? Боже, заверните, пожалуйста!

— Нелли! — смеюсь я в ответ.

— Что? У меня не было секса семь месяцев!

Я хохочу, пока соседние столики пялятся на нас. Все ее непосредственность. Нелли безумно идет беременность. Никогда бы не подумала, что скажу это, я ведь знаю о детях так мало