– Сергей Сергеевич! – изумился Граховский. – Да вы прямо мыслитель!

– Нет, я просто одинок, – усмехнулся Круглов, – и у меня достаточно свободного времени, чтобы подумать…

– Да, так уж у нас с вами получилось, что работа заменила нам семью, – задумчиво кивая, согласился Граховский и тут же спросил: – А почему вы заинтересовались клонами второго поколения?

Отставив шахматную доску с проигранной партией в сторону, Круглов посмотрел на Граховского своими почти прозрачными глазами, в которых промелькнуло что-то недоброе, и сказал:

– Хочу, чтобы Есения выносила моего клона…

Граховский удивленно воззрился на Круглова:

– Зачем?!

– Хочу! – упрямо повторил Круглов.

– Раз хотите, так заделайте ей ребенка обычным способом, – рассмеялся Граховский. – Хоть удовольствие получите, да и нам меньше возни, знаете же, что это очень кропотливая работа, и она не всегда заканчивается успешно.

– Знаю, но я хочу, чтобы именно Есения стала матерью моего ребенка… моей копии. Обычным способом, как вы изволили выразиться, вряд ли это получится, – угрюмо сказал Круглов.

– Почему? Один раз ведь у нее получилось…

– Ну не насиловать же мне ее… – отводя глаза в сторону, сказал Круглов.

Граховский удивился еще больше:

– А что, у вас с ней какие-то проблемные взаимоотношения?

Круглов взглянул на него исподлобья:

– В том-то и дело, что никаких взаимоотношений у нас нет. Хотя она забрала почти всю мою жизнь!

– То есть?… – не понял Граховский.

Играя желваками, Круглов налил себе коньяка, выпил, чокнувшись с недопитой рюмкой Граховского, и только тогда пояснил:

– А то и есть… Это долгая история… Вы не знаете, Генрих Модестович, а ведь я веду Есению уже двадцать два года! И знаю ее так, как многие мужья не знают своих жен! Когда я стал ее куратором, мне было двадцать пять лет, а ей всего тринадцать. Началось это в Ленинграде, но пятнадцать лет назад, узнав по халатности доктора Вербицкого правду о своем рождении, Есения сбежала из города. Мы ее вскоре, конечно, нашли, но мне пришлось заплатить за ее побег годом войны в Африке, а потом переводом сюда, опять же к ней. Так что большую часть своей жизни я был занят тем, что стерег ее, будучи с ней бок о бок… – помолчав, Круглов продолжил: – Первое время в Озерном мы друг друга просто ненавидели, но у меня это постепенно прошло. Более того, постоянно сталкиваясь с ней и глядя, как подрастает ее сын от другого мужчины, я вдруг почувствовал, что место ненависти заняли ревность и жуткое, патологическое влечение. Я прекрасно понимаю, что это безнадежно – она объект исследований, но это еще больше подхлестывает меня, как в той басне о лисе и винограде. Не знаю, любовь ли это, но это чувство душит меня и наверное когда-нибудь задушит, не найдя выхода. Есения до сих пор смотрит на меня, как на врага. Теперь я хочу заставить ее почувствовать, каково это любить и ненавидеть одновременно. Пусть она растит этого ребенка, который будет мной, пусть также каждый день видит мои черты, как я ее, и мучается от того, что не может от них избавиться. Я хочу стать ее незаживающей раной, занозой в ее сердце!

Круглов в порыве чувств сжал в руке фигурку шахматной королевы, и та, жалобно хрустнув, разломилась на две половинки.

Граховский, внимательно слушавший Круглова, оказавшегося совсем не таким бесстрастным человеком, как ему представлялось, и стараясь не выдать своего изумления по поводу подобных откровений, поспешил его заверить:

– Хорошо-хорошо, Сергей Сергеевич, я подумаю, как убедить ученый совет в необходимости проведения этого эксперимента.

– Добро! – бросил Круглов, наливая себе очередную рюмку.

Уже не чокаясь, он залпом выпил коньяк и, поморщившись, закусил его лимоном. После чего, придвинув к себе шахматную доску, он поставил на нее останки королевы и оценивающе посмотрел на Граховского, готовясь к реваншу.

А у Граховского в этот момент мелькнула и начала раскручиваться мысль, сначала показавшаяся ему дикой, однако очень подходящая для выполнения одного полученного сверхсекретного распоряжения, о котором Круглов ничего не знал, находясь в то время в командировке за границей. Это распоряжение было доставлено Граховскому напрямую курьером из Москвы вместе с материалами для генетического анализа. И ему даже стало жарко, когда он понял, какой «кандибобер» может из всего этого получиться. Как любят повторять политики: «нужно достичь консенсуса», чтобы и овцы были целы, и волки сыты, в том числе и его друг-враг Круглов. К тому же санкцию ученого совета получать на это не нужно – проведение подобных экспериментов находится далеко за пределами полномочий его коллег…

Санкт-Петербург, январь 1998 года

Леонид забылся сном только под утро и поэтому никак не мог проснуться, когда рано приехавший на дачу Сергей попытался разбудить его.

– Да вставай же ты, соня! – не выдержал, наконец, Сергей и стащил Леонида вместе с одеялом на пол.

Глядя снизу на друга сонными глазами, Леонид пытался примоститься на одеяле.

– Лёнька, хорош, дел по горло! – теряя терпение, гаркнул Сергей.

– Ну, сейчас, сейчас! – простонал Леонид, тяжело вставая с пола и садясь на край постели. – Погоди минуту, дай голове привыкнуть.

– К чему? – засмеялся Сергей. – Ты во сколько лег?

– А! – махнул рукой Леонид. – Лег рано, да уснуть долго не мог…

– Понятно, – сказал Сергей, окинув невыспавшегося Леонида понимающим взглядом, и перешел к делу: – Лёнька, вот что мне в голову пришло. В Таллине тебе придется запасаться не одним, а двумя паспортами: на тебя и Есению, и Лёню, кстати, нужно было бы вписать в них. Не известно, как у вас там в Сибири сложится. Может статься, что времени фотографировать Есению и делать ей паспорт у вас не будет. А без документов вам никак, особенно, если придется сразу линять за границу. Так что надо попросить Лёню составить фоторобот Есении, чтобы сделать фотку мало-мальски похожей на нее.

– У меня есть фотография Есении, – сказал Леонид. – Только нужно будет спросить сына, насколько она изменилась.

– О, это облегчает дело, а прическу поменять или чуть подстарить – мои компьютерщики справятся. Только это нужно делать срочно, чтобы ты завтра уже с готовыми фотографиями уехал.

– Хорошо, я сейчас только лицо сполосну и разбужу Лёню, – сказал Леонид, вставая. – Кстати, ты уже решил, где ты его укроешь?

– За это не волнуйся! Я его увезу на Карельский перешеек в наш учебный лагерь, там его мои ребята не только постерегут, но и поучат настоящему мужскому делу.

– Ты имеешь в виду: стрелять? – уточнил Леонид, с улыбкой вспомнив свою неудавшуюся учебу.

– Не только… – расплывчато ответил Сергей.