Хотя простые идеи воспринимаемых качеств пассивно запечатлеваются на чистом листе бумаги сознания, разум далеко не пассивен, когда производит более сложные идеи. Например, идея власти формируется, пишет Локк, когда мы замечаем изменения, происходящие в мире, затем размышляем над этими изменениями и делаем вывод, что «подобные же перемены будут происходить и в будущем в тех же самых вещах, от тех же самых действующих сил и теми же самыми способами»[430]. Замечая, размышляя и рассуждая, мы развиваем идею, что определенные объекты обладают определенными способностями делать вещи, например что огонь обладает способностью плавить золото. Таким образом, разум активен и рационален в овладении такими сложными понятиями.

Вот почему неверно описывать представления Локка об умственной деятельности в духе «ассоцианизма». Некоторые историки и современные учебники психологии преподносят их так, будто Локк «представлял характер человека полностью как результат научения на опыте через ассоциацию идей»[431]. Это попадание пальцем в небо. В короткой главе, добавленной в качестве послесловия к более поздним изданиям «Опыта», Локк объяснил, что он называет ассоциацией идей:

В качестве примера этого процесса «ассоциации» Локк упомянул детей, которые, когда бы ни оказались в темноте, думают о гоблинах, потому что им рассказывают слишком много сказок. Он также приводит пример человека, который однажды объелся меда, а потом чувствовал тошноту всякий раз, когда думал о меде. Локк рассматривал «такие неверные и неестественные сочетания идей» как мягкую, но потенциально опасную форму безумия, которая становится причиной суеверий, иррациональных страхов и на самом деле многих «заблуждений в мире»[433]. Эта глава имела большое, но неоднозначное влияние. Хотя Локк рассматривал пассивную ассоциацию идей как досадное заблуждение ума, совсем не типичное для его нормального функционирования, представители более позднего философского направления, «ассоцианизма», к которому принадлежали Хартли и Юм, утверждали, что это основа умственной деятельности. Локк был бы ошеломлен, обнаружив, что позже сам будет к ним причислен.

Локк возражал бы против «ассоцианизма» по тем же причинам, по которым с подозрением относился к теории, что знание заложено в нас от рождения: обе концепции представляют разум более ленивым, чем он есть. Если бы мы рождались с готовым набором истин, заложенных в наших головах, мы бы не пытались сами что-то предпринимать. И если бы наши идеи формировались лишь посредством субъективных ассоциаций, для рациональности оставалось бы мало места.

Свою атаку на «врожденные понятия» Локк начал с рассмотрения двух на удивление бессодержательных максим: «Невозможно, чтобы одна и та же вещь была и не была» и «Что есть, то есть». Странный, казалось бы, отправной пункт, однако эти положения рассматривались схоластическими философами как в некотором смысле самые известные и фундаментальные истины. Утверждалось, что все их принимают и что лучшее объяснение этого всеобщего согласия состоит в том, что еще до появления человека на свет «в разуме есть некие врожденные принципы»[434]. Но это неправда, что все поддерживают эти максимы, доказывает Локк. Возьмите детей и идиотов: они о них просто не думают. Как такое может быть, если они запечатлены в их умах?

Кто-то, вероятно, возразит, продолжает Локк, что каждый, кто обладает силой разума, согласится с ними. Но, если вам нужно развивать свои мыслительные способности, прежде чем вы овладеете этими знаниями, в каком смысле они были у вас с самого начала? Конечно, это были бы не сами истины, а лишь способность их узнать. В таком случае, что такого особенного в этих принципах? Почему бы не сказать, что все истины, с которыми согласился бы любой разумный человек, такие как «Черное не есть белое», или «Четырехугольник не есть круг», или «Горечь не есть сладость»[435], точно так же врожденные? Однако это создало бы еще больше проблем, утверждает Локк. Ибо как знание о том, что, например, белое это не черное, может быть врожденным? Это возможно, только если идеи белизны и черноты сами также являются врожденными. И конечно же, все признают, что наши представления о воспринимаемых чувствами качествах, таких как цвет, приобретаются с опытом и, следовательно, не врожденные.

Может возникнуть соблазн сказать, что «неявное» знание различных истин каким-то образом запечатлено в наших умах, но Локк настаивает: неясно, что может означать такое утверждение. Если бы что-то в каком угодно смысле естественным образом присутствовало в понимании с момента рождения, то оно наверняка проявилось бы в умах простейших существ:

Ну, достаточно про идею, что фундаментальные абстрактные истины заложены в наших умах с рождения. Следующей целью Локка было утверждение, что моральные принципы также являются врожденными. Многие из его современников полагали, что Бог вложил правила поведения в умы людей, например: «Богу нужно поклоняться», «Родителей нужно чтить» и «Человек должен держать свое слово». В проповеди в лондонском соборе святого Павла в 1662 г. говорилось, что такие врожденные принципы лежат в основе «всей добродетели, цивилизованности и веры»[437]. Но Локк легко доказал, что такой образ мышления безнадежно ограничен. Если мы рассмотрим мораль других людей, живущих в дальних странах или живших в далеком прошлом, мы вскоре обнаружим, что нет ни одного правила поведения, которое бы не отвергалось тем или иным обществом. Подкрепляя свою точку зрения, Локк откопал множество ужасающих историй: о том, как где-то в Азии людей выносят из дома и оставляют верную на смерть; о племени в Перу, которое откармливает и поедает детей; о сарацинском святом, чье обращение с козами можно описывать разве что на латыни. Даже если некоторые или все истории этих путешественников недостоверны, факт остается фактом: универсального согласия о морали не существует, поэтому нравственность не может быть врожденной в прямом смысле.