— Когда я что-нибудь не расслышу, я дам вам знать.

Они договорились, что Джон отслужит мессу утром.

— Никакого предварительного объявления делать не будем, чтобы не приучать прихожан.

— Я к вам всего на несколько дней, преподобный отец.

За супом последовали свиные котлеты, картофельное пюре и кукуруза. Домашний хлеб был восхитителен, как и поданный на десерт яблочный пирог. Джон похвалил еду, но миссис Крап оказалась флегматиком под стать пастору. Сделав шутливый реверанс, она скрылась за вращающейся дверью. Пройдя в кабинет, Кручек открыл бар и спросил, какой яд предпочитает Джон.

— Я буду то же самое, что и вы, святой отец.

— В таком случае вам придется лечь трезвым. Я не пью.

— Может быть, немного бренди?

Плеснув щедрую порцию, Кручек протянул стакан Джону.

— Но зато я курю.

— Отлично.

Джон достал сигареты. Кручек развернул сигару и, тщательно смочив кончик, закурил.

— Я сам учился в Лувенском католическом университете в Бельгии, — сказал Кручек, выпуская слова, словно кольца дыма.

— Правда?

— На курсе философии. Затем много лет преподавал в семинарии. И вот моя награда: капитан «Титаника».

— По-моему, для будничных месс у вас неплохая посещаемость.

— Ходят одни старики. Много вы видели молодежи?

К некоторому удивлению, Джон заметил в церкви Хизер. Разумеется, именно она привезла его сюда из «Эмпедокла», высадила у порога дома священника, представила хозяину, после чего уехала. Но все же. Джон сказал о ней Кручеку.

— Новообращенная. Поразительная женщина. Большинство новообращенных приходят в церковь ради брака, и это, конечно, тоже неплохо, хотя кое-кто из них стал бы мормоном или готтентотом, если бы потребовалось. Но Хизер относится к другой категории.

— То есть?

— Что вам известно об Эдит Штайн?[82]

— Хизер по образованию философ?

— Videte ne quis decipiat per philosophiam, «смотрите, чтобы никто не увлек вас философиею», — заметил Кручек. — Послание к Колоссянам апостола Павла. Нет, ее специальность — бизнес.

Джон объяснил, как с ней познакомился. При упоминании Игнатия Ханнана Кручек закрыл глаза и выпустил несколько идеальных колец дыма.

— А этот относится к третьей категории.

После настойчивых расспросов он объяснил подробнее. Такой новообращенный, как Хизер, вдохновляет, пробуждает в священнике все силы. Кручек посмотрел на Джона.

— Она хочет стать святой. Конечно, так откровенно она не высказывалась, но какие задавала вопросы во время наших бесед… — Он помолчал. — Когда к тебе приходит такой человек, ты понимаешь, насколько привык принимать все как должное. Среди суеты, царящей последнюю четверть века, — измените то, измените это — люди не перестали разбираться, где верх, а где низ. Кто обвинит их в том, что они считают, будто мы выбросили все, будто ненужный хлам? И тут приходит такой человек, как Хизер, которая просто отметает все пустое и мелочное, жаждая сути. Обращенные спасут церковь, отец Джон. Можете меня цитировать.

— Ну а Игнатий Ханнан?

— Это католический клоун.

Джон рассмеялся.

— Моя сестра работает у него секретарем-помощником.

— Поймите, я не знаю этого человека и не пытаюсь его судить. Но однажды он пришел сюда вместе с Хизер и изъявил желание выписать любую сумму, какую я назову. — Кручек ухмыльнулся. — Я сказал: «Выписывайте на один доллар». Что Ханнан и сделал.

Выдвинув ящик стола, он достал чек.

— Я сохранил его на память.

Когда разговор вернулся к Брендану, Джон сказал, что, скорее всего, священник стал жертвой ограбления. Может быть, и не полная, но это была правда. По-видимому, Брендан застал в своем номере вора.

— Что тому было нужно?

Джон пожал плечами. Тут-то и крылся подвох. Ну что ценного было у Брендана? С тем же успехом преступник мог обшарить номер Джона. Или он польстился на репутацию «Эмпедокла» и Игнатия Ханнана, решив, будто там все битком набито золотом? Но пойти на убийство?

После обнаружения трупа «Эмпедокл» заметно растерял свою хваленую деловитость. Странно, присутствие духа сохранили женщины. Конечно, Лора, но и Хизер тоже. По дороге домой к Кручеку она рассказала, что осенила тело Брендана крестным знамением.

— В этом ведь не было ничего плохого, да, святой отец?

— Вы поступили совершенно правильно.

Сам он, похоже, прибыл слишком поздно, чтобы хоть чем-то помочь душе Брендана.

— И я прочитала «Аве Мария». Ныне и в час нашей смерти. Жизнь учит нас умирать.

И вот теперь Джон вспомнил: Хизер говорила, что слышала это выражение от священника, ее наставлявшего.

— Как вы понимаете, я исказил слова Платона, — пояснил Кручек.

— Я не знал их.

— Философия учит умирать. Звучит зловеще, но попробуйте найти философа, не зацикленного на смерти.

В кабинете имелся маленький телевизор. Кручек включил его, чтобы посмотреть восьмичасовой выпуск новостей. Сообщение о случившемся в «Эмпедокле» было настолько размытым, что не давало ровным счетом никакой информации. Упор сделали на поиске угнанной машины, на которой убийца покинул комплекс. Машины, взятой напрокат. В кадре промелькнула копия лурдского грота. Кручек вздохнул.

— Для большинства обращенных главная трудность — одержимость Девой Марией.

— Для Хизер тоже?

— Она без труда постигла суть, — покачал головой Кручек. — Хочется верить, Ханнан не заразит ее своим энтузиазмом. Необходимо четко понимать, что почитание Богородицы невероятно важно на пути к спасению. Однако чересчур рьяные поклонники порой забывают, чьей матерью она является. Ей бы это не понравилось.

— Я обратил внимание на то, что ваши прихожане перед началом мессы читают Розарий.

— Так уж здесь повелось. Вероятно, именно поэтому мы до сих пор существуем. Отец Джон, а молодые священники каждый день читают Розарий?

Джон не хотел говорить от лица всех молодых священников. Сам он молился по четкам ежедневно.

— Хорошо. Одного я не понимаю: все эти типы, которые обходятся церкви во многие миллионы, они забыли молитву, потеряли любовь к Деве Марии… Ну как, во имя всего святого, они могут оставаться священниками и заниматься тем, чем занимаются?

В этом крылась одна из величайших загадок современности, тем более острая, что отступникам противостоял такой неколебимый столп, как пастор Кручек.