К концу весны Фрида набрала вес и чувствовала себя настоящим буйволом. И все равно постоянно хотела есть. Никогда прежде ее не одолевало такое обжорство! Ничего не оставалось, как брать с собой еду, и их субботние прогулки превратились в настоящие пикники: они устраивались где-нибудь на лужайке и принимались за сэндвичи с сыром и пикулями. Чаще молчали, а когда разговаривали, то обычно обсуждали самые интересные и спорные случаи из врачебной практики.

— Медицина справляется все с новыми и новыми загадками, — утверждал доктор.

— Но ведь не только из них складывается человеческая жизнь?

Они пришли к согласию на этот счет. Фрида, достав из рюкзака термос, налила обоим по чашке чаю. Воздух был упоительно сладок, пряно пахли травы.

— Я отношусь к тебе так же, как твоя мать, — сказал ей однажды отец. — Знаю, что жизни каждого из существ имеют одинаковую ценность, но никто для меня не может сравниться с тобой.

— Ты не прав. — Фриде хотелось обернуть разговор в шутку. — На днях просто до смерти соскучилась по майонезу и бутербродам с яйцом и слопала несколько штук. Потом, конечно, началась рвота. Я довольно скверная особа.

— Кто угодно… но не ты! — так ответил ей отец.

К тому времени она научилась ладить с новой женой отца, которая оказалась довольно приятной женщиной. Фрида не только запомнила ночь, когда видела эту женщину плачущей над телом мужа, но и еще несколько поездок с отцом в тот дом с ивами. Отец просил ее подождать в машине, и она читала, пока не угасал последний свет дня. Однажды она заглянула в окно. Отец и эта женщина сидели рядом и пили чай. По дороге домой отец пел, и она страстно хотела верить, что в их жизни ничего не изменилось, но не получалось.

Роды пришлись на первые летние дни. Были они очень тяжелыми, длились почти трое суток и заставили ее помучиться. К концу этого срока Фриде уже казалось, что она умирает, и, по правде сказать, было ей это безразлично. Она ненавидела ребенка, ненавидела себя и весь остальной мир, заставивший ее так страдать. Но едва мальчик появился на свет, как все изменилось. Назвать его решили Пол. Фрида задавалась вопросом, почему люди не рассказывают всей правды о родах, ведь ты оказываешься так близко к смерти, и ангел уже стоит у твоего ложа. Собственно, она видела обоих ангелов — ангела смерти и ангела жизни, видела, как они оба ждали за окном. Один стоял в тени, другой — на солнце, и трудно было разобрать, на кого из них она смотрит в эту минуту. А потом появился третий, тот, о котором рассказывал ей отец. Его черед наступает тогда, когда неизвестно, за кем будет победа — за ангелом смерти или ангелом жизни. Как только она увидела третьего ангела, раздался крик новорожденного.

Когда ей показали малыша, она будто стала другим человеком.

— Ты можешь поверить, что это наш ребенок? — то и дело спрашивал ее Билл. — Совершенно удивительное создание. Сплошные пальчики.

Впервые в жизни она увидела, как ее муж плачет.

И мгновенно влюбилась в дитя. Она не слушала, что говорит Билл, потому что младенец смотрел прямо на нее серо-голубыми глазами, и ей казалось, что он видит ее душу, самую тайную часть ее существа.

«Любовь всей моей жизни», — сказала она себе. Ангел из ангелов. И разрыдалась так, будто сердце у нее рвалось на части. Окружающие подумали, что это последствия трехсуточного непрерывного стресса.

Оставшиеся летние дни она провела, наслаждаясь общением с сыном. Осенью не стала возвращаться на курсы медицинских сестер, вполне можно подождать год, прежде чем опять приступить к занятиям. Ей хотелось, чтобы осень длилась вечно. Зеленые листья ясеней и дубов пожелтели и стали такими, какими она их больше всего любила. Теперь, отправляясь на прогулки, она и отец брали с собой малыша, укладывали его в рюкзак, который доктор перекроил, устроив нечто вроде заплечного мешка индейцев.

— Тебе надо взять патент на это изделие, — шутила Фрида. — И женщины всего мира станут именно так носить своих детишек.

Пол не был капризным ребенком. Глаза его, сохранившие прежний серо-голубой цвет, рассматривали окружающий мир с удивительным вниманием, доктор и его дочь отмечали это с полным единодушием. Казалось, что ребенок улавливает разницу между пением сороки и воробья. Явно предпочитая при этом сороку, что довольно странно. И сам, когда к нему обращались, издавал довольно схожий писк. А когда чуть подрос и стал выпевать свои гугуканья, Фрида догадалась, что у ребенка совершенный слух, и объяснила это себе тем, что часто слушала пластинку Джеми, оставаясь вдвоем с малышом. Пластинка звучала, когда она усаживала его на стул возле окна и когда они ложились после обеда немного отдохнуть. Однажды она могла бы поклясться, что ребенок напевал рефрен из «Призрака», звучавший особенно печально. Слова у этой песни тоже были грустные, когда она их писала, но музыка довела пронзительность песни до несказанной высоты. Холодок пробегал у нее по спине, когда она услышала знакомый мотив из уст малыша. Но потом решила, что, конечно, ошиблась. Ни один ребенок на свете, даже ее ненаглядный младенец, не может обладать такой врожденной музыкальностью.

Но все же Фрида была убеждена, что ее дитя предназначено для великих дел. Конечно, почти все матери заблуждаются относительно своих чад, но это соображение ничуть не уменьшало вероятности необыкновенной судьбы, уготованной Полу. Ей казалось, что она знала этого ребенка всю жизнь, он был ее судьбой; именно его она и искала, когда сама не знала, к чему стремится ее душа.

— Ты был так не прав, — сказала Фрида отцу.

Они шли лугом к коттеджу, возвращаясь после одной из своих прогулок. На обоих были походные ботинки и свитера, поскольку нынешняя прогулка предполагалась особенно долгой и далекой. Малыш спал в своем заплечном домике за спиной доктора. Она никогда прежде не чувствовала себя до такой степени счастливой.

— В любви нет ничего сложного.

Известие о гибели Джеми обрушилось на нее в самый обычный день в разгар обычных хлопот. Пол, теперь трехмесячный карапуз, остался дома с Биллом, а Фрида поехала на соседнюю ферму. Купив все, что было нужно, она сложила покупки на заднее сиденье машины, села за руль и включила радио. Альбом Джеми оказался настоящим хитом, и в то лето его транслировали едва не все радиостанции. И вдруг она с ужасом услышала сообщение диктора о том, что популярный певец погиб в автокатастрофе. Случилось это еще месяц назад, во Франции. Все это время Фрида была так занята хлопотами с ребенком, что совершенно не слушала новостей. И теперь трагическое сообщение сразило ее. Певец Джеми Данн, его супруга Стелла, ее сестра и барабанщик из группы Джеми погибли. Его не было в мире уже почти тридцать дней, а Фрида жила, ни о чем не подозревая, возилась с Полом, ходила на прогулки и ничего не знала о случившемся. Также сообщили, что Мик Джаггер включил популярную песню «Призрак Майкла Маклина» в свой репертуар. Потом диктор сказал, что в том концертном зале в Челси, где Джеми дал свой последний лондонский концерт, состоялось богослужение в память погибших и что рядом с залом, прямо на улице, зажгли тысячу свечей. Поклонники Джеми соскребли с асфальта воск от них в качестве сувениров.