В ответ на ее слова Амарок задумчиво потер подбородок.

— А что известно Фицпатрику про Джаспера? — спросил он.

От его слов ей стало слегка не по себе.

— Он в курсе его склонности придавать жертвам эротические позы, если ты это имеешь в виду.

— Потому что…

— Потому что мы обсуждали мой случай.

— В мельчайших подробностях?

Эвелин задумалась о разговорах, которые они вели за последние пять лет. Как они долгими часами обсуждали поведение Джаспера, повлекшее за собой первое нападение. Как вместе гадали, что привело его на Аляску прошлым летом, долго ли он сможет прятаться и попытается ли он снова убить ее.

— Да.

Похоже, ее ответ ему не понравился.

— Меня ты почему-то не стала посвящать в подробности. Отказалась дать мне ознакомиться с твоим делом.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты узнал все, что тогда случилось.

— Это почему?

Она стыдливо отвернулась.

— Потому что я хочу спать с тобой.

Когда она обернулась, то увидела на его лице голодное выражение — слегка расширенные зрачки говорили о том, что ему хочется того же. Нет, он не сделал даже попытки приблизиться к ней, однако, когда заговорил, в его голосе ей послышалось понимание.

— Это что-то меняет?

— Я не хочу тащить все это вслед за собою в постель.

— По крайней мере ты смотришь на это серьезно, — сказал Амарок и решительно кивнул. — Что вселяет надежду.

— Что такое «это»?

— Мы.

Но что значит это «мы»? Эвелин не рискнула спрашивать. Ни он, ни она не были готовы ответить на этот вопрос.

— Итак… вернемся к Фицпатрику. Независимо от того, что сказал Хьюго или кто-то другой, он может быть убийцей?

— Нет.

Амарок засунул руки в тяжелую куртку, висевшую на крючке рядом с дверью.

— Но разве в свое время ты не сказала бы то же самое про Джаспера?

Эвелин приехала на работу первой — до своих коллег-психотерапевтов и обслуживающего персонала. Не увидев на парковке ни одной их машины, она облегченно вздохнула и поболтала с Гленном Уиткомбом, дежурившим в этот день на проходной. Они оба сильно переживали смерть Лоррейн. Эвелин была понятна его скорбь. Ему наверняка захочется излить душу, решила она. Гленн показал ей благодарственную карточку, которую Лоррейн вручила ему, когда он починил ей протекавшую крышу. Затем они предавались воспоминаниям о начальственных замашках их общей подруги по отношению к подчиненным и ее искренней заботе о них. Гленн был единственный из коллег, кого Эвелин по-настоящему понимала, так как они оба любили Лоррейн. Увы, долго задерживаться она не могла. Улыбнувшись, она поспешила к себе в кабинет, где уселась разбирать гору папок и отчетов. Она готовилась к утренним сессиям, когда к ней заглянула Пенни.

— Доброе утро, доктор Тэлбот.

Пенни уже сбросила тяжелое пальто, но одежды на ней по-прежнему было несколько слоев — водолазка, жакет, шарф, симпатичные джинсы и ботинки на меху. Было понятно, что она только что вошла с улицы, так как щеки ее раскраснелись от мороза. В руке у нее была термокружка с кофе. Пенни каждое утро приходила с ней на работу.

— Привет, Пенни. — Несмотря на занятость, Эвелин улыбнулась своей помощнице. Следом за Пенни в кабинет вошла секретарь Фицпатрика, Линда Харпер. Эвелин помахала ей рукой. Линда же даже не поздоровалась. Вид у нее был подавленный.

— Это правда? — с порога спросила она.

Эвелин заставила себя пристально посмотреть на нее.

— Что именно?

— То, что передавали вчера в новостях.

— А что в них передавали? — тотчас навострила уши Пенни.

Эвелин не смотрела новостей. Ей даже не пришло в голову включить телевизор. После случая с Хьюго не хотелось вновь оказаться в центре всеобщего внимания. Общественное порицание было частью ее нынешней ситуации, хотя и не главной. Куда страшнее для нее было потерять работу и репутацию. И все же она тотчас поняла, что имела в виду Линда.

— Да, произошло еще одно убийство.

Пенни разинула рот и впилась в нее взглядом.

— Надеюсь, это не Даниэль…

— Мы не знаем.

Двух их коллег, с которыми они разговаривали всего пару дней назад, больше не было в живых. Причем обе ушли из жизни каким-то невообразимо чудовищным образом, который просто не укладывался в голове.

— Останки еще не опознаны.

Пенни дрожащей рукой заложила за ухо прядь прямых черных волос. Эвелин же задумалась над тем, не жалеет ли она, что покинула родительский дом в Фэрбенксе, чтобы работать в тюрьме. Когда Эвелин беседовала с ней, еще до открытия Ганноверского дома, Пенни сказала ей, что решила не идти в колледж, тем более что денег на учебу у нее все равно нет. Она пыталась устроиться на работу в Анкоридже, когда ей на глаза попалось объявление Эвелин. Хотя в Анкоридже было больше развлечений для молодой девушки ее возраста, чем в маленьких городках, зато Ганноверский дом предлагал больше денег, что было для Пенни немаловажно. Да и шансы сделать какую-то карьеру тоже были существенно выше.

— Но это наверняка Даниэль. Ее никто не видел вот уже несколько дней, — с жаром заявила она.

— Дикторша также сказала, что вы нашли в своей постели часть трупа, — добавила Линда и побледнела.

Эвелин попыталась дистанцироваться от картины, тотчас всплывшей перед ее мысленным взором. Увы, слова Линды заставили ее словно наяву представить, как Зигмунд грызет бледную, мертвую руку. Ей тотчас сделалось муторно. Желчь обожгла ей горло, и она поспешила поднести ко рту руку.

Увидев это, Линда поспешила извиниться.

— Извините, я не хотела. — Она протиснулась мимо Пенни. — Представляю, каково вам было, когда вы это нашли… но нам все равно нужно знать все как есть. Думаю, это наше право.

— Согласна, — отозвалась Эвелин. — Мне очень жаль, но это правда.

От лица Пенни отлила кровь.

— Но вы же не думаете, что эти убийства как-то связаны с Хьюго?

— С Хьюго? — растерянно заморгала Эвелин.

— Он явно к вам неравнодушен.

— Пенни, Хьюго сидит за решеткой, — напомнила она. — Он никак не мог этого сделать.

Пенни прикусила нижнюю губу.

— Но ведь он же напал на вас вчера. Раньше он этого не делал.

— Откуда вам это известно? — спросила Эвелин. — От Фицпатрика?