– Перестань за Канье повторять. Ты не золотомойка, и нет вопроса, от кого эти детки, – говорит он, прикрывает мне щеку своей ладонью и нежно поглаживает ее большим пальцем.

– Это ты так считаешь. Сперма с пола в секс-шопе могла подпрыгнуть с ковра и угодить мне прямо во влагалище. От кого этот – сразу не скажешь.

Он несколько минут пристально смотрит на меня, прежде чем поцеловать в кончик носа.

– Я понимаю, тебя до жути разбирает страх. Все путем. Просто говори со мной. Что бы ты ни чувствовала. Мне нужно знать. А по мне, это совершенно прекрасно. По сути, я В ВОСТОРГЕ от этого. Нет абсолютно ничего, способного лишить меня хорошего настроения от такой новости, – твердо заявляет он.

На всем белом свете нет мужчины совершеннее, чем он. Факт.

– Всамделе? Потому как я вполне уверена, что зачали мы это дитя в ночь, когда я наелась печенья с марихуаной. Восемьдесят четыре процента за то, что наш ребенок родится наркошей и явится в мир с дредами на головке и одетым в ползунки Боба Марли[67]. И первым его словом будет, наверное: «Нушшштоооооещщщщеооо». И никогда ему сна по ночам не будет, потому как он вечно будет искать, чем бы закусить.

Картер посмеивается и крепко прижимает меня к себе. Я обвиваю руками его шею и укладываюсь подбородком ему на плечо.

– Если так и случится, то придется нам иметь под рукой в детской побольше чипсов, да еще чтоб музыка «Признательных мертвяков»[68]играла, – говорит Картер.

Вздыхаю и поворачиваю голову, чтоб можно было щекой на его плече улечься и зарыться в основание шеи.

– Будет превосходно. Обещаю тебе. Я люблю тебя и никуда не собираюсь. Это самая лучшая новость, которую ты только могла мне сообщить. Сейчас ничто не смогло бы сделать меня счастливее.

Тут неожиданно в дверь вихрем ворвался Гэвин.

– Пап, – захлебываясь от волнения, говорит он, – с утра глаза пводуал, а «достань мне пистолет» уже идет! И писун у меня опять стванный становится. Он никак не перестает в вышину лезть.

– От, боже ж мой. Беру свои слова обратно. ВОТ ОН, счастливейший миг в моей жизни. У моего сына стояком встал на «Клан Сопрано», – шепчет Картер.

– Каков отец, таков и сын, – невозмутимо замечаю я.

Картер поднимает меня с пола ванной, велит не обращать внимания на царящий там беспорядок, говорит, что попозже уберет все сам. Говорит, что мне до конца дня ничего больше делать не разрешается, кроме как лежать на диване да дожидаться его. А я, идиотка, расстраиваюсь, что он сразу же не попросил меня выйти за него. Он любит меня, и он счастлив, что у нас будет ребенок. И все ж я не могу не думать, не гадать, почему он не сделал предложение. Он явно не впал в такой же шок, как я, значит, должна быть другая причина. Свернувшись калачиком на диване и положив голову Картеру на колени, я пытаюсь не обращать внимания на боль, что гложет мне сердце при мысли, что, возможно, он не считает меня слепленной из того теста, что годится для супружества…

Три месяца спустя

– Итак, из твоего рассказа ясно, что ты хотела, чтоб он бухнулся на одно колено и попросил тебя стать его женой прямо в ванной, так? – вопрошает моя мамуля.

Я закатываю глаза и беру следующий шарик, чтоб надуть его. Моя мать предложила мне свою помощь, чтобы назавтра отпраздновать пятый день рождения Гэвина. Празднуем мы в кондитерской после окончания работы. Я разрешила Гэвину пригласить нескольких друзей из детского садика, и, по-моему, праздник в магазине сладостей будет для них веселым. Едва мамуля переступает порог кондитерской, как понимает, что я не в себе. Вину за перепады своего настроения и приступы плаксивости в последние месяцы я возлагаю на гормоны беременности, но мамуле известно больше. Когда мы с ней несколько раз говорили по телефону, мне удавалось скрыть, в чем корень зла. Теперь, когда она видит меня воочию, скрыть от нее что-либо я не способна.

– Ты мне глаза не закатывай, птичка-синичка. Просто я пытаюсь убедиться, что поняла все правильно, – говорит она, прикрепляя к стене надпись «С днем рождения». – По-твоему, было бы романтично и красиво, если бы, едва узнав про твою беременность, он тут же сделал бы предложение. Стало быть, ты хотела, чтобы его предложение исходило из чувства вины и обязательства после того, как он тебя обрюхатил, а не из чувства любви.

«Знаешь, если к делу подойти таким образом…»

– Нет! То есть… я не знаю. Просто мне понравилось бы, если б было предпринято усилие. Может, даже просто словечко о том, как мы поженимся или обручимся тогда-то и тогда-то в будущем. А от того, что за эти три месяца он об этом ни словечка не сказал, просто противно делается, – признаюсь я матери. – Я каждый день все жду и жду, что он заговорит, и с каждым прошедшим днем расстраиваюсь все больше. Что, если он считает, что я не гожусь в хорошие жены? Он меня любит, знаю, но, может, он в меня не ВЛЮБЛЕН? Не влюблен так, что любовь подвигает человека желать сделать все, что в его силах, чтобы непременно провести остаток жизни с кем-то одним-единственным. Может быть, я для него не такая одна-единственная?

Иисусе. Какие уж тут разговоры о расстройствах. И как только кто-то выносит просто находиться рядом со мной в последнее время? Я – отвратительная, чувствительная, убогая телка. Что ж удивляться, что Картеру я не нужна.

– В этом есть смысл, полагаю. Вспомни все те годы, что я провела, ненавидя само представление о браке. Я считала его никчемным, способным кончиться только бедствием. Карма меня за задницу кусала.

Моя мать подходит ко мне, притягивает к себе в объятия, мой растущий живот служит естественной преградой, мешающей нам сойтись слишком близко.

– Деточка, любая дура способна понять, что Картер в тебя ВЛЮБЛЕН. Ты когда-нибудь обращала внимание, как ведет себя этот малый, когда ты заходишь в комнату? Все его лицо начинает сиять. Он постоянно так или иначе находит повод дотронуться до тебя. То ладонью по щеке слегка проведет, то руками твою талию обовьет, то в плечо поцелует… он изо всех сил старается быть как можно ближе к тебе и касаться тебя, – говорит она, отклоняясь, чтобы смотреть мне прямо в глаза. – И не парь мне мозги этой дерьмовой выдумкой про то, как ненавистно тебе само представление о браке.

Я пристально взглянула на нее и рассмеялась. Потом заметила:

– Опять ха-ха? Вы с отцом на пару пять раз сочетались. ПЯТЬ РАЗ! Когда знаешь, что твои родители столько раз терпели крах и обжигались, то типа убеждаешься, что и тебе светит то же счастье.