Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть она уже не могла. Бифштекс был сочным и вкусным, но Джессике казалось, что она жует опилки. Джейк отложил нож и вилку в сторону и принялся потягивать пиво. Джессика сидела напротив, положив руки на колени. Она казалась необыкновенно прекрасной и в то же время недоступной. Кружево, которым был отделан ворот платья, отбрасывало на ее гладкую смуглую кожу причудливые тени. Джейк смотрел на нее и никак не мог насмотреться, словно каждая минута, в течение которой он любовался Джессикой, могла быть последней.
Наконец он с трудом выдавил:
– Послезавтра здесь будет дилижанс. Если мы на нем отправимся в путь, то через неделю будем дома.
Голос его звучал странно, несколько приглушенно. Казалось, слова эхом разносятся по залу, словно он пустой. Через неделю…
Джессика попыталась улыбнуться, однако улыбка ее тут же погасла. Она взглянула на Джейка. Какой же он красивый и… грустный! Ей хотелось ободряюще коснуться его руки, заставить его снова улыбнуться. Она интуитивно догадывалась, какие чувства он сейчас испытывает. Не понимала, однако догадывалась.
– Замечательно, – промямлила она.
Значит, осталась неделя, и она вернется домой. К Дэниелу… А Джейк будет ее деверем. Они все будут счастливы. Все будет хорошо.
Джейк не помнил, сколько времени они просидели так, не проронив ни слова, просто глядя друг на друга. Однако в молчании их не ощущалось никакой неловкости.
А салун постепенно наполнялся народом. Шум стоял невообразимый. Джессике здесь было явно не место. Отодвинув стул, Джейк встал.
– Я отведу тебя наверх, – проговорил он, не глядя на Джессику, – а потом спущусь вниз и поиграю немного в карты.
Джессика кивнула и, поднявшись, еще раз попыталась улыбнуться. Странно будет сегодняшнюю ночь спать в одиночестве, без Джейка.
Поднимаясь по лестнице, они по-прежнему не смотрели друг на друга и старались не касаться друг друга руками. Снизу доносился оглушительный шум: гремела музыка, то и дело раздавались взрывы смеха и соленые шуточки, – и Джессика подумала, что вряд ли сможет заснуть в такой обстановке. Впрочем, даже если бы снизу не доносилось ни звука, скорее всего она тоже бы не сомкнула глаз.
Отперев дверь, Джессика вошла и повернулась к Джейку лицом, собираясь пожелать ему спокойной ночи.
– Если хочешь, можешь встать завтра попозже, – сказал он. – Утром я собираюсь продать лошадей и купить билеты на дилижанс. А ты, когда встанешь, если есть желание, пройдись по магазинам.
Джессика улыбнулась, тронутая такой заботой.
– Спасибо, Джейк, – проговорила она. – Спасибо за все. – И, потянувшись к нему, легонько поцеловала его в щеку.
Джейк машинально обнял ее руками за талию и замер. Он вовсе не собирался привлекать ее к себе. Он и сам не понимал, как это случилось. Джессика стояла и не думая вырываться. Взгляды их встретились. Ее глаза, огромные, синие, казалось, поглотили его, темные, наполненные жгучим желанием. Джессика непроизвольно сделала шаг вперед и оказалась в его объятиях.
Губы его, мягкие, теплые и влажные, коснулись ее губ. Руки притягивали ее все ближе и ближе. Поцелуй становился все неистовее. Джессику пронзило такое чувство, будто она умирает и заново рождается. А руки Джейка уже забродили по ее спине и плечам, все крепче прижимая ее к себе. И Джессика почувствовала, как ее руки, обвившись вокруг шеи Джейка, притягивают его к себе. Но если в поцелуе Джейка бушевала бешеная страсть, то поцелуй Джессики был пронизан трепетной нежностью и несказанным изумлением. Как цветок раскрывается под жгучими лучами солнца, так и Джессика распахнула Джейку свои объятия, словно говоря: «Я твоя, бери меня». Внезапно ее как громом поразило: да она же любит его, любит давно, самозабвенно и страстно.
И в ту же секунду, словно прочитав ее тайные мысли, Джейк решительно, почти грубо оторвался от ее губ и выпрямился. Он стоял, тяжело дыша. Глаза его по-прежнему были темными от потрясения и неистового желания. Руки больно сжимали талию Джессики и, когда она попыталась отстраниться, машинально удержали ее. Джессика чувствовала, что губы ее горят огнем, а тело трепещет от острого желания, доселе незнакомого. Она взглянула на Джейка, и на лице ее отразилось все смятение чувств.
Джейк резко разжал руки, и Джессика сразу же почувствовала себя маленькой, слабой, покинутой. Ощущение было таким острым, словно ее ударили в грудь, и не оказалось у нее сил ни говорить, ни протягивать к нему свои трепетные руки. А он все смотрел на нее не отрываясь, и глаза его были полны такой боли, что у Джессики сердце сжалось в груди. Казалось, так стояли они не несколько секунд, а уже несколько часов. Наконец, не проронив ни слова, Джейк, резко повернувшись, зашагал прочь.
Джессика не знала, сколько времени металась по узенькой комнате, крепко сжав руки и закусив губу, чтобы сдержать слезы: радости, боли или смятения – она и сама не могла бы сказать.
Джейк…
Она любит его, любит страстно, сильно. Как она могла выйти замуж за Дэниела, когда дороже Джейка для нее нет никого на свете? Оказывается, любовь – это не только признательность и благодарность, которые она испытывала к Дэниелу, а нечто гораздо большее. Это мощное, всепоглощающее чувство, которое захватывает тебя всю, заставляя сердце биться быстрее. Хочется принадлежать любимому целиком и полностью. Ему, и только ему одному. Чувство это зрело в Джессике уже давно, пока она не поняла, что больше не в силах ему противиться, Джейк… Только Джейк… Больше никто ей не нужен.
А она жена его брата.
Снизу доносились пронзительные звуки музыки, взрывы оглушительного хохота, звон разбитого стекла. За окном раздался звонкий цокот копыт по утоптанной земле. В холле захихикала какая-то женщина, мужчина что-то тихо проговорил ей в ответ. Дверь в соседний номер открылась, потом закрылась.
Мысли Джессики неслись вскачь, больно щемило сердце. Ей хотелось одновременно и плакать, и смеяться, хотелось крепко прижать Джейка к себе, ощутить силу его рук, почувствовать биение его сердца. Что же ей теперь делать?
Раздался стук в дверь, и у Джессики на мгновение замерло сердце. Облегчение и отчаянная радость захлестнули ее.
– Джейк! – прошептала она и бросилась открывать. Дверь распахнулась, и у Джессики опустились руки. Боль и горькое разочарование сменили безудержную радость. На пороге стоял не Джейк, а шериф Стреттон.
Он вошел в комнату и с шумом захлопнул за собой дверь. Однако шума этого никто не услышал: из салуна доносилось нестройное пение. Похоже, завсегдатаи уже успели крепко набраться. Джессика машинально сделала шаг назад. Она пребывала в таком замешательстве, что ей даже в голову не пришло спросить, зачем шериф, собственно, явился. Оглядев Джессику с ног до головы холодным ненавидящим взглядом, Стреттон мерзко ухмыльнулся.
– Ну что ж, мэм, – проговорил он, – пора нам с вами поближе познакомиться. Этот ваш братец… – и снова голос его прозвучал издевательски, – плотно засел за карточный столик, так что, думаю, нам никто не помешает.