Потому что Стаська любила его только таким, таким, какой он есть…

Всего. Полностью. Степана Сергеевича Больших — мужчину и врача!

А он думал, какая это мука мученическая — отказаться от Стаськи на час, на день, на неизвестный срок, на любое время! После того как преодолел страхи, оставив их прошлому, и только-только соединился с ней!

И о том, что кто-то наверху наказывает его этой мукой за проявленную слабость, за боязнь перемен, за то, что помыслил, что может спокойно и благополучно жить без нее!

И о том, что вот сейчас он отказывается от нее в третий раз!

И пусть на время, пусть ненадолго, и надо как-то объяснить ей ситуацию, и все его «невозможности»…

Но ей предстоит еще раз пережить его вынужденное отступление…

Одной. Без него.

И поймет ли она, простит, примет?

— Степан! — нарушила их молчаливый диалог Стаська, негромко, но твердо. — Ты делай что считаешь нужным и должным. Я понимаю.

У него защипали грозящими слезами глаза. Он зажмурился и сильно зажал двумя пальцами веки.

Черт бы все побрал на свете!

Как ему теперь с этим жить? Кого он предает больше: Веру или Стаську?

— Стаська… — прохрипел он, — я… буду звонить тебе все время!

«Сколько? — безнадежно подумал он. — Месяц, два, три? Звонить, слышать ее и не видеть! Ах, ты ж бога душу мать! Сам, козел, все запутал, теперь вот расхлебываю, да не один! И Стаське приходится!»

А она спросила, как тогда, когда он позвонил из ветреного, холодного, пыльного и негостеприимного Пакистана:

— Тебе там совсем тошно?

— Совсем, — признался он. — Так тошно, что выть хочется!

— Ничего, ты справишься, Больших! — уверила она грустным голосом.

— Я справлюсь, Стасенька, только ты потерпи, пожалуйста! — попросил он.

— Я потерплю, но все равно справляйся скорее, — не удержалась она.

— Я постараюсь, маленькая! — пообещал Степан.

Он посидел, откинув голову на подголовник, заново прокручивая весь разговор. Снова и снова, все слова, до вздоха, до интонации, до молчания — все, что она ему говорила и как — теплея душой, отходя от холодного бессилия, которое ощущал, оказывается, весь день.

Ему хотелось к ней до одури!

Он завел машину и поехал в штаб. Завтра у него по графику дежурство, значит, сегодня надо договориться перенести его на послезавтра.

И опять не со своей бригадой! Чего он очень не любил, разумеется, все ребята у них в конторе замечательные, но свои — это свои!

— Быстро говори, что случилось! — потребовала тетушка.

— У Веры рак, завтра операция, — потускневшим голосом объяснила Стаська, усаживаясь на стул.

— И что? — воззвала к продолжению княгинюшка.

— И Степан, само собой, будет с ней, помогать чем может, и вообще…

— Это, конечно, неприятно, но почему ты в таком отчаянии?

И Стаська объяснила ей все.

— Да… — произнесла спокойным голосом княгинюшка, — любят люди все сами себе запутать!

— Ты о чем? — уйдя в свои мысли, не поняла Стася.

— Да о том, что не вижу повода так отчаиваться!

— А если она умрет? Он же себе вовек не простит! — переживая за Степана, расстроилась Стася.

— Значит, умрет! — жестко заявила княгинюшка. — А он переживет! Он не ее лечащий врач, прохлопавший больного! Перемелется!

— Как ты можешь так говорить! — подскочила со стула от возмущения Стаська.

— Да так и могу! — сурово повысила голос Сима. — Сядь! Не на митинге!

Стаська послушно и демонстративно села на место, подчеркнуто изобразила готовность слушать, положив руки на стол, уставилась на тетку, всем видом излучая несогласие.

— Да, это трагедия, — констатировала Сима жестким тоном. — Но это трагедия не твоя и не твоей семьи и не Степана и его семьи! Это беда чужой женщины и ее родных!

— Но она ему не чужая! Он с ней почти два года встречался! — кинулась защищать Больших Стаська.

— Вот именно: встречался! Если бы она ему была близкая и родная, то давно бы уже не встречался, а жил вместе и растил бы ее сынишку! — И, убавив металла в голосе, княгинюшка продолжила: — Ситуация мало приятная, никто не спорит, но переносить чужие беды и горести в свою семью нельзя! И даже думать не смей впадать в тяжелые переживания и горе! Сочувствовать, молиться за ее выздоровление, если можно и надо чем-то помочь, — да! Обязательно! Но никаких дребежей душевных! У вас со Степаном все только зарождается, начинается, серьезное с мыслями о будущем — вот что ты обязана оберегать!

— Ты меня что, ругаешь? — подивилась Стаська.

— Да! — тоном строгой учительницы сказала Сима. — Что это ты с лица сошла, посерела вся? Да, твой Больших такой — он как врач, как мужчина взял на себя ответственность за случившееся, контроль за ситуацией и винит себя, что недоглядел! Да! Иначе хреновый был бы он врач и мужик хреновый, если бы, посвистывая, мимо прошел! Но ты женщина и обязана думать, как сохранить мир и покой в ваших отношениях, в вашей с ним жизни! И как исцелить его, если все закончится плохо, и как — если удачно! И что это, скажи на милость, ты за разрешения раздаешь?

— Какие разрешения?

— А такие! — прибавив нажим в голосе, поясняла тетушка. — «Ты будь там сколько надо, я подожду, можешь не приезжать, я все понимаю»!

— Но я действительно понимаю, он не может быть и там и со мной… — лепетала Стаська.

— Да? — добавила к напору сарказма княгинюшка. — И с каких таких печалей? Нет, дорогая! Плохо ему, муторно, это понятно, но если ты его родная женщина, то только ты должна выслушать, понять, успокоить, посочувствовать и обогреть заботой! А то куда он свои горести-переживания понесет? Папе с мамой? Сестре, у которой сейчас своих проблем хоть захлебнись? В коллектив? Друзьям? А?

— Ну… — начала понимать справедливость княгинюшкиных слов Стаська.

— Ты для себя-то определилась: ты с ним одно целое или вы каждый по себе, для романтического сексу встретились? Или ты на Верину замену наметилась — встречаться по его выходным без обязательств?

— Да что ты говоришь?! — возмутилась Стаська. — Я же тебе рассказала, как у нас с ним!

— Да? Ты уверена? Ты саму себя не обманываешь? — спрашивала, как стреляла, Сима.

— Зачем ты так? — обиделась до навернувшихся слез Стаська.

— А затем, что мне кажется, ты сама не понимаешь до конца, что такое жить вместе! И это вовсе не то, что я слышала в твоем телефонном разговоре! Вы оба настолько привыкли жить в одиночку, что просто не знаете, как жить вдвоем! Это, дорогая моя, трудная работа, и именно: и в радости, и в беде, и в болезни, и в здравии! А не «у меня тут проблемы, и я не хочу тебя ими грузить и оскорблять!», а ты ему в ответ: «У тебя проблемы, я понимаю — справишься, приезжай!» Какие могут быть Веры со всеми их болезнями и трудностями, разъединяющими вас?! Если вы действительно вместе и чувствуете себя одним целым — значит, вместе и проходите все! Ладно, он сейчас в некотором шоке, и я не удивлюсь, если впрягся решать ситуацию: и деньги, и сиделок, и помощь семье — это как раз понятно. Но ты! Отвечай мне как на духу: ты абсолютно, без тени сомнения уверена, что собираешься жить со Степаном? Без балалайства — сегодня здесь, завтра там, кто и к кому приехал, а постоянно вместе, одной семьей, жизнью, одним домом?