На заднем сидении «девятки» лежали три автомата Калашникова, калибра 7.62 миллиметра с примкнутыми подствольниками и парочка «мух». Типичный набор военной разведки. Если кто за спецназовцами погонится, они разобьют заднее стекло, выставят туда автомат, и получится подобие современной тачанки. Только едва ли грузины станут обстреливать эту машину, скорее пропустят ее мимо, чтобы не ворошить осиный рой. Им ведь уже встречались БМП, борта которых были разрисованы надписями «Чечня», «Отряд „Восток“», а для самых непонятливых позади имелась еще одна: «Попробуй – обстреляй!» Хотя многие грузины по-русски говорили плохо – сказывалось тлетворное влияние англоязычных стран – надпись эту понимали и, как правило, следовали рекомендации.

Аслахан накопил много впечатлений. Он не мог дождался момента, когда попадет в круг родственников, и начнет рассказывать им о своих приключениях, немного приукрашивая действительность. Но и Сергей был благодарным слушателем, вот и вспоминал Аслахан о том, как на базе в Гори на столах оставались чашки с чаем, еще теплым, хоть сейчас пей, про брошенные танки, стоящие в ряд, заправленные топливом так, что хватило бы дойти не только до Рокского тоннеля, но и гораздо дальше. Если уж не могли отогнать технику, так облили бы ее бензином да подожгли, не оставлять же противнику! Теперь эти танки перегоняют в Южную Осетию, а грузины совсем ошалели – пытаются убедить весь мир, что это русские наступают на Тбилиси… Стрелковое оружие и вовсе везде валялось кучами, так что, чтобы вывезти его приходилось подгонять грузовики. Лишь в одном месте его пытались уничтожить. В «М-16» предусмотрена возможность быстрого уничтожения этой винтовки, ее надо облить горючим веществом, к примеру, тем, что используется для разжигания костров на пикниках, и поджечь. Пластмассовые части расплавятся, а без них винтовка ни к чему уже не годна. Все у американцев какое-то одноразовое…

– Окопы бросают, оружие бросают. Бегут с родной земли… – Аслахан недоумевающе посмотрел на Комова. – Как так можно? Никогда такого на Кавказе не было…

– Здесь-то чего делаете? – спросил Сергей.

– Хотели кое-что на рынке прикупить, но ничего нет. Впустую приехали, – пояснил Аслахан.

– Ну, давай журналист, – сказал спецназовец и протянул руку для пожатия. – У нас тут срочное дело нарисовалось.

– Удачи вам, – сказал Сергей.

Комов проводил машины взглядом. Кажется, он уже забил свою «оперативную память» впечатлениями до отказа. Здесь еще многое будет происходить: продолжат отлавливать диверсантов и мародеров, начнут восстанавливать школы, чтобы успеть к первому сентября, строить дома – на это побольше времени уйдет. Об этом будут рассказывать коллеги. Тот же Ильичев, журналисты с других телеканалов. А ему нужно остановиться. Обдумать все, свидетелем чего он стал, отсмотреть отснятое Беляшом, вспомнить события, людей, их рассказы. Сегодня это важнее…

– Давай, Женька, домой поедем, – предложил он оператору.

– Ого, – опешил тот. – Не ожидал от тебя такого. Думал, опять погонишь к черту на рога.

– Были мы уже там, – сказал Сергей, и повернулся к Ильичеву. – Ты ведь без нас справишься?

– Постараюсь, – ответил тот.

– Вот и хорошо. Машину дашь? До Владикавказа доехать. Быстро вернем.

– Конечно. Водитель вас отвезет. Прямо сейчас?

– Нет, – улыбнулся Сергей. – После обеда. Ты консервы будешь? Видишь, мужик никак их продать не может.

– Я не знаю, что у него в банках, – сказал Ильичев. – Может, они просрочены?

– Тогда бы они вздулись. Мы можем спросить у продавца, дает ли он гарантию, что консервы не испорчены. Если даст, при нем и откроем, ну а если они испорченными окажутся, то заставим его их съесть.

– Садист, – вздохнул Ильичев, – но я согласен.

Никак не получалось улечься, как следует. Натруженные мышцы болели, ноги обжигало волнами огня. Арчил грустно улыбнулся. Не так представлял он свой первый боевой поход… А как? Верные друзья рядом, трусливо бегущие подлые враги, фанфары, торжественное возвращение… Мальчишка! Реальность оказалась так далека от иллюзий…

Что же случилось? Похоже, попытка усмирить сепаратистов окончилась пшиком. Опять вспомнились Гия и Котэ, дезертировавшие при первой опасности. Ой, ли! Так ли все обстоит на самом деле? Может, опытные бойцы просто поняли, что порученная им операция невыполнима? Почему он решил, что стоит только добраться до Рокского тоннеля, и все решится само собой? Русские ведь тоже не дураки, наверняка усилили охрану этого важнейшего объекта. Ну и что? Приказ нужно выполнять. А Гия с Котэ не захотели. Предали соратников, оставшихся верными приказу Родины. Вот только что значит это понятие для того же Ворона? Что-то Арчил особого патриотизма в нем не приметил. Выполняет человек свою работу, а кто находится рядом с ним, на то Ворону плевать. А Босс просто удрал. Узнал из телефонного разговора новые сведения и смылся… Нет, нельзя так думать о людях, с которыми столько прошел бок о бок. А как можно? Ведь они, если называть вещи своими именами, просто бросили его, оставили в качестве обреченного на гибель заслона. Разве что не приковали к пулемету, как поступали со своими смертниками японцы. Ворон обещал прислать за ним людей… Ха! Оставь глупые надежды. Ты останешься здесь, в этих далеких от дома горах. Не ты войдешь с гордым видом в университетскую аудиторию. Это сделает Гоча. Именно у него на груди будут мерцать боевые награды – в штабах ими обрастают быстро. Нет, нельзя так думать! Нельзя… Но и по-прежнему жить уже не получится. Чтобы понять, что произошло, нужно знать факты, много фактов. Надо, никого не слушая, обдумать их и сделать выводы – те единственно правильные, которые никто кроме тебя не сделает. Только так! Но сначала нужно выбраться с этой проклятой поляны, из чужих равнодушных гор, нужно выжить!..

Отчаяние захлестнуло Арчила, он уткнулся лицом в колени, обхватил голову руками и тихонько заскулил, как в далеком детстве, когда рядом никого не было, а нестерпимые обиды захлестывали, и жизнь казалась законченной. Это было так давно! Тогда он был по-мальчишески наивен, а теперь… Теперь оказался просто глуп. А за глупость нужно платить…

– Э-э! Что это ты, парень, поешь такое?

Гегечкори испуганно вскинул голову. В трех шагах от него сидел на корточках крепкий бритоголовый человек. На коленях его лежал автомат Калашникова – Арчилу бросились в глаза три зарубки на его прикладе.

«Чеченец! – мелькнуло в голове. – Погиб! Сейчас пытать станет…»

Инстинктивно он протянулся к лежащему на траве «Тавору» и тут же понял, что не успеет: ствол «калаша» уже смотрел ему в грудь.

– О чем поешь, спрашиваю, – как ни в чем ни бывало произнес бритоголовый. – Никогда я на Кавказе такой песни не слышал.

Арчил заворожено смотрел на него и молчал.

– Ты кто? – спросил чеченец.

– Н-не скажу, – с трудом вытолкнул из себя Гегечкори.

– Смотри, какой герой! – удивился бритоголовый. – А я и так про тебя все знаю.