— Ты глупец, если всерьез просишь меня об этом.

— Нет, Эльнахар. Должно быть, я просто недостаточно отчаялся.

Она дернула плечом. Нахмурилась:

— Объясни.

— Объяснил бы, если бы знал, как. Временами мне кажется, что ты отдала Индомнаху гораздо больше, чем твои сестры, любовь моя. Знала бы ты, как я скучаю о той, прежней Эльнахар, как бы хотел ее вернуть.

— Да, — сказала воронья королева резко. — Жалость я отдала тоже. Так что оставь себе эти слезливые призывы.

— Мне жаль тебя, Эльнахар.

— Не о чем жалеть. Мы возьмем то, что должно быть нашим.

— Лучше бы вы не отдавали свое Индомнаху.

— Верно, — Хастингсу померещилась в голосе женщины самодовольство. — Мархе не стоило отдавать юность, раз она так печалится о своих морщинах. И Фиаб не стоило отдавать сына, чтобы потом скорбеть о нем. А мне теперь нечего.

Она круто развернулась и зашагала прочь. Огонек свечи испуганно встрепенулся и потух. Бен прикрыл глаза, давая им привыкнуть к скудному свету.

— Из них троих ее я любил сильнее, — тихо сказал Король-Ворон.

— Что она отдала? — спросил Хастингс.

— Радость.

— Зачем? Я ничего не понимаю. Что такое эта Горькая чаша, и почему Кианит так носится с ней сейчас?

В тишине, наступившей, когда охотник на фей замолчал, было отчетливо слышно, как разбивается о камень пола струя воды. Бен успел подумать, что Король-Ворон так и оставит его вопросы без ответа. Но тот все же заговорил снова:

— Я говорил тебе. Горькая чаша была создана забирать. И была такой, пока один человек из долины Иннера не взялся переделывать ее. Это стоило ему жизни. Но теперь Чаша может дать пьющему то, чего он желает. Цена останется такой же высокой. Я догадываюсь, зачем она княжне Кианит, но это воистину только ее. И, может быть, отчасти твое.

— Спасибо, — хмыкнул Бен. — Обнадежил. А они? Твои королевы?

— Даже я не знаю всех их замыслов. Их и Индомнаха, чародея фоморов. Но догадки у меня есть.

— У нас дочерта времени, чтобы поговорить об этом.

— Меньше, чем ты думаешь. Но почему бы и нет. Ты слышал о Королевском камне?

— Краем уха. Видимо, для того чтобы получить от ответы от твоих сородичей, Король, нужны крепкие цепи и казематы, — Хастингс позволил себе короткий смешок.

— Или уметь задавать вопросы, — голос сида остался серьезным. — Но почему бы не рассказать тебе сейчас. Это время подходит не меньше любого другого. И не меньше.

— Буду признателен, — от необходимости говорить у Бена пересохло во рту, но, из солидарности со своим собеседником, пить он не стал. Только поерзал, пытаясь устроиться на камнях хоть с каким-то удобством. От пола тянуло холодом и сыростью, но Хастингс напомнил себе, что может быть хуже. Гораздо хуже.

— Руа Фаль, Королевский камень, — сказал Король-Ворон, и у Бена по спине пробежал озноб. Была в этом названии какая-то сила, сродни той, которая слышалась в настоящих именах сидов. — Или Жертвенный камень, как его зовут еще. Мы привезли его из той забытый земли, откуда пришли. Это было так давно, что даже я немногое помню об этом. Здесь Руа Фаль намертво связал нас с этой землей. Вернее, некоторых из нас. Тех, кого зовут Королями и Королевами. Знаешь, как это было?

Бен подумал. Поскреб отросшую щетину на виске, потом пробормотал:

— Кажется догадываюсь. И мне это не очень нравится-то.

— Да, — просто отозвался сид. — Мы, каждый из нас, совершили жертвоприношение на Королевском камне. Королева Пустошей Иса, Королева Яблочных островов, Король-Странник и Королева Долов. Король-Филин и Королева Чащ. Я, которого называют Королем-Колдуном. Королева Холмов. Королева Ущелий и Королева Вершин. Король-Страж. Король-Охотник. И последним — Король-Смерть.

— Ты назвал их в другом порядке.

— Да. Я назвал нас в том порядке, в котором мы умирали на Королевском камне. Вернее, в том, в котором возвращались к жизни.

— Значит, я правильно понял, — Хастингс вздохнул и помассировал переносицу. У него снова разболелась голова.

— Так уж не повезло моим женам. Вначале я лег на Жертвенный камень в поисках знания и новой мудрости. Смерть сама по себе манила меня. Единственное, что мне, сиду, суждено было познать только по воле жесткого случая. Королевский камень давал надежду на возвращение. У Охотника стремления были иными. Право решать, карать и миловать. Неоспоримое и скрепленное кровью. И оба мы получили власть, которую мало искали. Я еще в меньшей мере, чем он.

— И что?

— Чужое могущество и пугает, и искушает. Но лечь самим на Жертвенный камень мои королевы так и не рискнули. Многие их тех, кто принес себя в жертву на Руа Фаль, умерли на самом деле. До конца. Не знаю, в чем разница между ими и нами, которые выжили.

— Она придет сегодня, — хрипло сказал Король-Ворон.

Бен дернулся, выныривая из тяжелой дремоты. Боль в затылке заставила Хастингса мучительно поморщиться. Следом за затылком проснулась сосущая пустота в животе. Бен глухо пробормотал ругательство.

— Сегодня Середина Лета, — добавил сид. — Самая короткая ночь.

От темноты болели глаза. Пролом над головой едва серел. Еще не рассвело, сообразил Хастингс.

— Кто придет? — устало спросил он.

— Гвиллионская княжна.

— Я ей все сказал, — отозвался охотник на фей.

— Времени все меньше, — голос Короля-Ворона стал тише, и Хастингсу пришлось придвинуться к решетке. — После солнцестояния вырастет моя сила, но даже тогда я не смогу вернуть мальчишке то, что у него взял. Оковы эти не так просты.

— Времени на что? Что взял? — Бен потер висок, попытался размять затылок, чтобы хоть так заставить головную боль немного отступить. Пожалуй, сейчас за таблетку банального аспирина, Бен способен был кого-нибудь пришибить насмерть. — Ты говорил, у тебя достаточно времени.

— У меня — да. Не у мальчика, — сказал сид. — Я забрал у него глаза, чтобы видеть за туманами Границы. Отдал ему взамен щепоть моих снов, толику силы. Думаю теперь — зря. Связь в обе стороны — сильнее, а мои королевы придумают, как обратить ее во зло. Если не придумали еще.

— Твою мать! — пораженно выдохнул Бен Хастингс. — Зачем?

— Чтобы видеть через туманы Границы, отыскать за ними ключ и открыть двери, которые были закрыты очень давно. Теперь время пришло.

— Ты должен вернуть Дилану, что взял, — сказал охотник на фей и сам удивился тому, как ровно звучит его голос. Заболели ладони, и только тогда Бен сообразил, что сжал кулаки так, что нестриженые ногти впились в кожу. Чувствовал он… Чувствовал он себя скверно.

— Я верну, — сказал Король-Колдун. — Если успею. Время уходит, связь крепнет, и чем дальше, тем сложнее будет ее разорвать. Должно быть, этого мои жены и ждут.