Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Без костылей я ещё ходить не мог, но так как у нас в зоне был свой врач, мне сказали там у себя дома будете долечиваться, здесь надо места освобождать для других больных. За мной опять приехал наш старый знакомый дядя Петя. В зоне я продолжал ходить по больничному, периодически посещая здравпункт, где мне делали перевязку. Однажды доктор Ланге и говорит мне: «С завтрашнего дня будете ходить в поликлинику на прогревание». Зима была морозной, я пока на костылях целый километр доскочу до поликлиники и обратно, эффекта от такого лечения никакого, ещё хуже разболелась нога. Скачешь на костылях, они застрянут в снег, пока их вытянешь, сам носом клюнешь в снег. Я старался доказать доктору Ланге, чтобы больше не направляла в поликлинику, но она была самолюбивая женщина и никого слушать не желала. Мне оставалось только одно – покорно выполнять её указания. Множество раз она мне доказывала; «Подумай только, какую болезнь вылечила у Канцлера, это не то, что твоя Флегмона. Это потому, что он ни разу не говорил мне против, точно выполнял все мои указания. Вы всё хорошо поняли?» – «Да», – ответил я, – «Можете идти». Я всю зиму лечил свою ногу под мудрым руководством доктора Ланге и сдвигов никаких не было. Как только наступила весна, раны стали заживать. Однако нога в коленном суставе не сгибалась. Через некоторое время раны зажили, и доктор Ланге в вежливой форме мне заявила: Я вас больше на больничном месте держать не имею права. На второй день меня назначили дежурным по бараку. Теперь в первом бараке топил печь дядя Петя, а я во втором. Таким образом я приобрел себе новую профессию. Как только свободная минута появится у нас, соберёмся вместе и вспоминаем прошлую довоенную жизнь. Среди нас самым бывалым был дядя Петя. Он был старше нас лет на 25, ещё до войны работал 15 лет машинистом парохода на Балтике, знал множество всевозможных прибауток и бывал в разных экстремальных условиях за свою жизнь. Вокруг него и собирались вечерами все ребята. По документам он числился финн, но на родном языке редко, когда разговаривал, русский язык преобладал в его разговорной речи. Чтобы попросить его что-нибудь интересное рассказывать, надо было следить за его настроением. Если бы он был в приподнятом настроении, как говорится в угаре, тогда он мог до смеха уморить всех. Особенно интересно он читал русскую Азбуку. Особенность его заключалась в том, что на каждую букву он знал прибаутку. Несмотря на то, что судьба сыграла с нами злую шутку, крепко нас обидела, унизила, но мы жили честно и дружно меж собой. Нас никто не обижал внутри зоны, мы были душевно богаче многих – это нам в трудную минуту давало силы. Как бы мы не жили бедно, но воровства среди нас не было. Кто какую вещь куда положит, там она и будет лежать.
Однажды днем я топил печи во втором бараке, время двигалось к обеду, нас должны были повести в столовую строем. Еще издали услышал, что в первом бараке что-то ненормально. Все ребята, свободные от работы, были сборе, никто не отдыхал. Шум и гам издавались со стороны первой комнаты на высоких тонах. Сперва трудно было разобраться что здесь происходит. Оказывается, у Кости Кяккинена пропал из чемодана хлопчатобумажный костюм зелёного цвета. Подобных костюмов заместо спецодежды редко привозили. Он оставил его, чтобы летом носить в чистом. Подобных случаев ещё ни разу не случалось, ведь мы уже около двух лет жили в зоне. Стали разбираться. Оказывается, что в этот момент дома были только двое – молдаванин Камбуряк и румын Воробьев. Их начали допрашивать, а они полностью отрицали оба – не видели, не знали. Мотивы их сводились к тому, что они на некоторое время отлучались по своим делам, возможно кто-нибудь из посторонних заходил к нам за это время. По их поведению видно было, что прямого человеческого взгляда они не выдерживали, а всё время старались смотреть в сторону. Чем строже допрос, тем не увереннее становились их доводы и невиновности, а в некоторых случаях противоречили первоначальным показаниям. Костя Кяккинен не выдержал и ударил два раза Камбуряка