— Ты, насколько мне известно, знаешь толк в лошадях и к тому же прекрасный наездник. Наверное, этим можно гордиться.

— Я действительно хорошо разбираюсь в лошадях. — А ведь отец всегда распекал его за непомерные расходы на содержание конюшен. — Жаль, что в политике я разбираюсь куда хуже.

— Полагаю, леди Блейкни могла бы помочь тебе в этом аспекте фамильных интересов Вандерлинов.

«Ей бы этого очень хотелось», — мысленно усмехнувшись, подумал Блейк.

— Я полагал, что этим займется Гидеон.

— Гидеон хороший человек, но он последователь, а не лидер. Ты должен научиться самостоятельно принимать решения. Ведь отныне ты герцог, а значит, несешь ответственность за последствия своих решений. Это один из недостатков власти. — Его голос стих, и стало заметно, как ослабел герцог. — Я всегда обладал огромной властью и старался использовать ее во благо.

Как ни жаль было Блейку прерывать этот самый откровенный из разговоров, он понимал, что беседа лишит отца остатка сил. С глубокой печалью он коснулся руки герцога и встал.

— Я хочу, чтобы вы знали: я сделаю все, что в моих силах, для семьи и для страны.

— Я верю тебе, сын мой. Впереди у тебя долгая жизнь, и все изменяется. Твои цели в жизни будут отличны от моих, да они и не должны быть такими же, но позволь мне дать тебе еще один совет. Запомни: в политике не бывает окончательных побед или окончательных поражений. Ситуация в политической жизни меняется ежедневно, и ты должен приспосабливаться к новым условиям. — Еще одна слабая улыбка. — Похоже на охоту. — Голос герцога совсем ослаб. — Хочу отдохнуть. Я рад, что у нас состоялся этот разговор.

— Да, отдохните, отец. Я посижу с вами до возвращения матушки.

Герцог откинулся на подушки и закрыл глаза. Спустя несколько минут его дыхание выровнялось, и Блейк понял, что он заснул. Присев на краешек кровати, он несколько минут вглядывался в лицо герцога, которое до сих пор всегда казалось ему холодным и бесстрастным. Теперь все казалось иным. Его постаревший и ослабевший отец обрел в его глазах человечность.

Блейк искренне сожалел о том, что только теперь, причем всего на несколько минут, ему удалось увидеть иной облик этого человека. Теперь, когда стало уже слишком поздно, он понял, что как раз с его отцом и можно было поделиться своей тайной. А вместо этого Блейк прилагал массу усилий, чтобы сохранить ее.

Он обратился к самым ранним воспоминаниям об отце и обнаружил совсем уже забытое одобрение и даже сдерживаемую привязанность. Блейк был наследником, и каждый день отец заходил в детскую, чтобы увидеть сына. Блейк хоть и смутно, но все же помнил эти короткие визиты. Но все изменилось, когда наследник подрос и настало время учебы. Наставники Блейка смущенно докладывали герцогу об отсутствии каких-либо успехов. С годами на смену озадаченности пришло раздражение. Теперь учителя, убежденные в лености Блейка, секли его розгами, а родители бранили, что было бы не так обидно, если бы не отцовское разочарование. Матушка Блейка, которая поддерживала мужа абсолютно во всем, относилась к сыну с печальной безнадежностью. Она держалась с холодным чувством собственного достоинства, даже когда дети были совсем маленькими, и это отбивало у мальчика желание обратиться к ней за помощью. И только когда выросла и начала учиться Аманда, Блейк наконец сумел выучить буквы алфавита.

Его учила читать пятилетняя девочка. Только в обществе младшей сестры он обрел спокойствие, которое упорядочило хаос символов и прояснило их смысл. К этому времени его уже считали безнадежным глупцом, который лишь по прихоти своего рождения собирался в будущем стать главой рода, славившегося своим влиянием. С тех пор Аманда всегда помогала ему. За исключением того времени, когда он отправился в Итон.

И вот тогда появился Хантли, и его появление в конечном счете привело к катастрофе.

Предположим, он рассказал бы все своему отцу. Объяснил бы, что в силу некоторых своих особенностей просто не может научиться такому простому действию, как чтение. Но Блейк знал, почему так и не сделал этого. Пока его считали ленивым, у него теплилась надежда однажды добиться уважения. От лени излечиться можно, от глупости никогда.

У него оставался последний шанс. Он никогда не решился бы на этот шаг, если бы не сегодняшний, совершенно необычный разговор с отцом, и теперь его переполняло желание выговориться, хотя бы в последние часы жизни герцога. Он мысленно сформулировал признание и стал ждать пробуждения отца. Блейк был уверен, что, находясь на смертном одре, герцог не отвернется от своего сына.

Он надеялся на последнее благословение, перед тем как принять на себя бремя своего нового высокого и ко многому обязывающего положения.

Прошло полчаса. Умиротворенный принятым решением, Блейк сидел в тихой комнате, окна которой выходили в огромный сад Вандерлин-Хауса. Городской шум не проникал сквозь толстые стены особняка, и лишь тиканье каминных часов и неглубокое дыхание умирающего человека нарушали тишину.

Затем что-то изменилось.

Блейк вскочил и, призывая докторов, опрометью бросился к двери, потом метнулся к кровати больного и, схватив руку отца, попытался нащупать пульс. Тщетно. Выхватив из жилетного кармана «брегет», он приложил отполированное золото крышки к губам герцога, но оно так и осталось блестящим, дыхание герцога Хэмптона уже не могло затуманить гладкую поверхность.

Когда в комнату торопливо вошел доктор, Блейк выпрямился и на шаг отступил от кровати, сдерживая подступившие к глазам слезы.

Доктор бегло осмотрел больного и обернулся к Блейку.

— Ваша светлость, — сказал он, — с прискорбием сообщаю вам, что его светлость скончался.

Спустя всего несколько минут тихая комната оказалась переполнена. Герцогиня рыдала, пав на колени перед кроватью мужа, за ее спиной стояла Аманда, чуть поодаль Мария, Анна и их мужья. За ними виднелась высокая фигура конюшего короля, прибывшего от имени его величества. В дверях, утирая слезы, стояли слуги. Минерва скромно держалась в углу комнаты, видимо, не решаясь приблизиться к одру усопшего. Их взгляды встретились, и Блейк захотел подойти к супруге. Но не успел он сделать и шага, как к нему обратился Гидеон:

— Мы обговаривали различные варианты возникновения непредвиденных обстоятельств, но конечное решение о надлежащих мероприятиях и приготовлениях к ним остается за вами, сэр Хэмптон.

На какое-то безумное мгновение Блейку показалось, будто его отец все еще жив, но затем осознал: теперь это имя принадлежит ему.

В преддверии похорон герцога Хэмптона Минерва ощутила, что ее жизнь замедлила свой темп, почти до полной остановки. Никогда еще ей так не хотелось хотя бы на полчаса оказаться в Шропшире, а не в Лондоне. В деревне ей всегда было скучно до слез, но теперь она бы предпочла, чтобы герцога хоронили в Мандевиле, а не в Вестминстерском аббатстве. В Вандерлин-Хаусе Минерву не оставляло ощущение роскошной тюрьмы.