— Но, леди, — настаивал он. — Я всегда был только нежен!

— Нет, будь ты проклят, Пирс, нет…

Он прижался к ее губам. Ее сжатые в кулаки пальцы все еще сильно упирались в его грудь. Она попыталась увернуться от его требовательного прикосновения. Он поймал ее голову в ладони. Рот его поглотил ее губы. Язык дразнил их, глубоко проник в ее рот, поглаживая, играя, возбуждая. Поцелуй был до боли эротичным, обманчиво нежным. Он длился вечность. Пока сладко не ослабели ее руки и ноги. Пока у нее не перехватило дыхание, пока не была подавлена ее воля. Она ощущала это прикосновение так много раз прежде.

Ее кулаки все еще прижимались к нему, но сердце продолжало бешено биться. Она почувствовала странную сдержанную страсть его поцелуя и в отчаянии спрашивала себя, что происходит в его сердце и мыслях. Его рука отпустила ее щеку. Быстро потянулась к штанам. Язык обводил контур ее губ. Она внезапно ощутила его пальцы между ног, потом силу его тела, сливавшегося с ней.

Она вскрикнула, но крик заглох у нее в горле. Она попыталась увернуться от внезапного странного вторжения, но спасения не было. Он пригвоздил ее своим телом, своим ртом, поцелуем, который оставался странно нежным, но становился все более страстным вместе с быстрым, почти бешеным биением его тела. Она не загорится! Ни за что, раз он взял ее с такой яростью! Она не сдастся…

Но его губы жадно прижались к ее шее, порывистое дыхание жгучим огнем обожгло мочку уха, ямку на шее, грудь. Она не хотела отвечать на его любовь. У нее вырвалось рыдание, ведь она не могла отказать ему. О, ее сердце и ум все еще храбро старались это сделать! Но жаркое волшебство заструилось по ее телу, опалило их обоих, добавив роскошное топливо в огонь, который уже пылал. Ярко, быстро, бешено. Он прижался к ней, крепкий, как сталь, проникая так глубоко, что ей подумалось, что она умирает. Но вместо этого вспыхнули звезды. От неистовых спазм кульминации, охватившей ее, она начала дрожать. Он упал на нее, тяжело дыша.

Пальцы его погрузились в ее волосы. Потом он отдернул их, словно обжегся. Поправил свою одежду.

Он поднялся и, словно мстя, оттолкнул ее. Оставленная такой обнаженной, такой уязвимой, Роза быстро свернулась в комок и села, с изумлением глядя на него.

— Ах, да, леди, я буду помнить! — пообещал он. — Я буду до самого конца помнить ваше вероломство!

Ошеломленная, Роза вскочила, запылав от острого ощущения предательства. Она завернулась в остатки своего платья, прижимая их к груди, и, не понимая, заговорила с ним.

— Какое вероломство? Клянусь перед Богом, я не знаю, о чем ты говоришь! Помнить… что? — Слезы обжигали ей веки. — Богом клянусь, ты, надменный ублюдок, ты несправедлив ко мне… использовал меня! Ты уезжаешь? Ты нашел Анну?

Он шел к двери.

— О да, я нашел Анну.

— Тогда…

Он обернулся к ней яростным смерчем.

— Как будто ты не знаешь? Я нашел ее мертвой! — гневно воскликнул он.

— Мертвой! — ахнула Роза, кровь отхлынула от ее лица. — О Боже мой! Значит, Джемисон…

— Боже, Роза! Ты послала меня туда! Послала, чтобы я нашел ее, послала меня в ловушку! И я проклинал этого идиота Джемисона! Ну, так этот проклятый дурак тоже лежал там, мертвый. Это ты и Джером! Ты послала меня туда, чтобы законники могли найти меня там, вместе с Анной и Джемисоном, сплетенными между собой в последнем дьявольском объятии!

Она не могла постичь ужас того, о чем он говорил. Анна. Мертва. Этого не может быть.

И Джемисон? Джемисон тоже мертв? Нет, это невозможно. Что случилось? Джемисон убил Анну из ревности? Но Джемисон тоже мертв. Каким образом?

Джером.

Она похолодела.

Она послала Пирса обнаружить все это. Она настаивала, чтобы он ехал. Она встречалась с Джеромом.

Зубы ее начали стучать. Он думает, что она в этом замешана. О Боже! Он думает, что она знала о смерти Анны.

— О, ты, ублюдок! — выдохнула она. — Как мог…

Но голос ее замер. Наконец она поняла его чувства.

Это были мука, боль и ярость такой величайшей силы, какие только можно вообразить.

Внезапно оба они услышали с улицы стук копыт. Он посмотрел на нее, изогнув темную бровь.

— Вернись ко мне — не так ли ты сказала? Шикарно, миледи, это шикарно! Если меня не схватили в Хантингтон Манор, ты можешь использовать свои нежные уловки, чтобы меня взяли здесь!

Она ахнула.

— Нет! — воскликнула она. Но он уже вытаскивал свою шпагу. — Нет!

На лестнице, ведущей к комнате, раздался звук поспешных шагов.

Дверь распахнулась.

Роза взвизгнула, сдергивая с кровати простыни. В комнату ворвался молодой солдат с обнаженным клинком в руках. Потом показалось, что за ним вошло человек двадцать.

— Он не обидит вас, миледи! — окликнул ее первый солдат. — Нас здесь много, и, клянусь, мы уложим его!

— Вы их вызвали, да? — спросил Пирс, быстро переводя на нее свой серебристый взгляд.

Потом он толкнул ногой дверь, которая тяжело хлопнула, ударив по солдатам, пришедшим за ним.

Он грубо притянул ее к себе.

— Моя очередь, миледи. Вы заплатите за это! Клянусь Богом, вам придется за это заплатить.

— Нет! — закричала она со страхом и гневом. — Я…

Он бешено отшвырнул ее от себя. Солдаты вскочили на ноги, снова устремляясь к нему. Лязг и звон металла превратились в ужасную какофонию, когда Пирс принялся парировать и наносить удары. Он схватил большой стул у камина и с силой бросил его в атакующих. Они на короткое время отступили. Пирс подскочил к окну, сорвал с него драпировки и остановился, готовый выпрыгнуть вниз, на улицу.

Один солдат почти задел его спину шпагой.

— Пирс! — воскликнула она.

Он повернулся, мгновенно полоснул солдата по руке.

На секунду их глаза встретились. Потом он прыгнул.

Она слышала внизу, на улице, звук его падения.

— За ним! — раздался крик. Возникла дикая свалка — солдаты падали друг на друга, спеша догнать Пирса.

— Нет! — взвизгнула Роза. — Оставьте его! Оставьте его! — Не думая о том, что полуобнажена, она последовала за ними, путаясь и спотыкаясь, по лестнице и выскочила в прохладу улицы.

Услышав крики, она бросилась туда, откуда они доносились, сквозь кромешную темноту. Замерзая, она бежала босиком по грязной дороге к деревянной пристани, вслед за солдатами.

Пирс был впереди, время от времени останавливался, отбиваясь от преследователей.

— О Боже, неужели они ничего не понимают?

Теперь они загнали его на пристань и теснили все ближе и ближе к краю, ближе и ближе к черной водяной бездне. Ему едва хватало места, чтобы стоять. Они налетали на него, словно мухи. И он все еще боролся с ними.