— Это война, Остап, не мне тебе объяснять. А успех на войне всегда лежит в зоне риска. Кто способен на больший риск, то и выигрывает. Сейчас я пойду к себе и набросаю план действий до шести утра. Потом с ним мы поедем на ковер. Может быть, за этот час к нам придет еще какая-нибудь информация и картинка прояснится. Ты определился, куда гонят поезд?

— Сейчас в него сядет Ростовская команда из РПН и МЧС, начнут предварительную сортировку и осмотры. А потом, думаю, найдут какую-нибудь подходящую военную базу, где развернут карантинный госпиталь. Тумасян сейчас работает с картами. Думаю, он что-то подобрал уже.

— Поезд не должен дойти до Туапсе или Анапы. — Олейник сжал кулак. — Это ясно как божий день. Хорошо бы найти тупичок в степи, чтоб жилья рядом не было, но была вода и электричество.

Пиликнул телефон Олейника, и тот, посмотрев на экран, поднес трубку к уху.

— Слушаю, Наташа! — Он улыбнулся, отметив, что в ее голосе нет и намека на усталость.

— Иван Иванович! Весь привезенный запас циклосульфона я оставила в больнице. Там было пятьдесят доз. Нужно еще. Пожалуйста, еще пятьдесят перешлите Шиловской, она в курсе. Инструкции я оставила в отделении и ей лично. Остальное, что еще есть в лаборатории, отправьте ко мне. Должно быть еще триста флаконов. Но сейчас и этого мало!

Олейник ощутил, как струйка холодного пота пробежала между лопаток. Заявка от Евдокимовой на хлорсульфоновую кислоту лежала в его папке «не очень срочных закупок» уже третий месяц. Лето, все в отпусках. Склады под Нижним Новгородом пусты, синтезаторы в Дзержинском на мойке. И ведь он предупреждал Наталью, что закупку проведет не раньше сентября, и она вроде бы согласилась. И где теперь взять сульфохлорид? Может быть, где-то и есть заначка, да как узнать где?

— Хорошо, Наташа! — напряженно ответил Олейник. — Я постараюсь найти сульфохлорид. А остальные компоненты есть?

— Да, все есть! Вы позвоните Огородниковой Любе, она не спит. Я отправила ее в институт, пусть кто-нибудь заберет флаконы! Люда их должна уже упаковывать. И насчет пропуска на вывоз распорядитесь!

— Ты там поспи хоть немного, — отечески посоветовал Олейник. — Остап Тарасович сейчас решает, куда отгонят поезд. У тебя есть часа три-четыре. Это точно.

Думченко стоял рядом, и звонкий голос Натальи из трубки был хорошо слышен ему.

— Вот уж действительно — Железная кнопка! — с усмешкой произнес он. — По голосу не скажешь, что она на ногах уже больше тридцати часов! Идем работать.

Олейник убрал телефон, помрачнел и задумался.

— Где взять полтонны хлорсульфоновой кислоты? — спросил он.

— Ты реально хочешь запустить еще одну серию препарата? — Думченко удивился. — Она не понимает, что РЗН не пропустит ее сейчас? Неделя или даже месяц уйдет на согласование. И им до фонаря, что там эпидемия! Лекарство не проходит по стандартам. Оно официально в разработке, в стадии исследований на животных. Тебе нужны приключения на твою седую морщинистую жопу? Все смерти, что случатся после введения, интерпретируют как результат токсичности лекарства. Хочешь отмазываться потом? Мой тебе совет — не суетись. Есть эти три сотни флаконов, ими и оперируйте. И так теперь отписываться придется года два. Росздравнадзор и тебя, и меня, и особенно Наталью… — Думченко закончил фразу матом, объяснив, что с ними всеми сделает эта организация.

— Остап, — Олейник направился к выходу, — у нас никогда не будет подобного шанса для таких испытаний. Я знаю, что циклосульфон не токсичен, не верю, а знаю. В наших дозах он абсолютно безвреден. И если с пятидесяти процентов обреченных мы снизим цифру даже до двадцати пяти — это будет успех!

— Пропуск в рай решил справить? Не советую. Тебе и так зачтется. А для диссертации Наташе трех сотен доз хватит. Да, люди не павианы, это уникальный случай. Но мы не в Советском Союзе живем, не забывай. Сейчас любой повод используют для судебного разбирательства. Если кто-нибудь капнет в СКР о применении препарата без надлежащих допусков, даже при стопроцентной выживаемости возбудят дело и подадут в суд. Из чистого, поверь мне, формализма! Чтобы галочку поставить! Любой судья признает вас виновными, даже без пострадавших. Ты слетишь! Наташка может получить срок и лишиться диплома. Зачем так рисковать? Успокойся, Иван. Нет сырья, и не надо дергаться. Ты можешь честно сказать ей, что имеющиеся триста флаконов — это лимит. Все. Остальные больные пусть получают лечение по стандартной схеме. Ну, тетрациклины и сладкая водичка! Будет контрольная группа для сравнения.

— Ага. И девяносто восемь процентов смертности. Я все-таки попытаюсь. Мне костер не страшен[24], — произнес Олейник и шагнул за дверь.

Думченко хотел было отправиться следом, но передумал. Похоже, Олейник затеял опасную игру. Сам-то он уже не молод и не боится нести ответственность. Но если он втянет в это Евдокимову? Будет плохо. Тем более есть ведь возможность ее удержать! Просто не разрешить ничего делать, не развивать ситуацию. Тихо отработать около сотни больных, остальных взять для сравнения, тут уж кому как повезет.

Но если бы Наталья знала о сути его размышлений, она бы их точно не поприветствовала. Она ненавидела, когда кто-то из соображений опеки пытается вставлять ей палки в колеса. Нет уж.

Сидя за столиком в воронежском кафе «Пикник на обочине», она краем глаза наблюдала, как у Пичугина в соседнем кресле от усталости закрылись глаза и он начал поклевывать носом.

— А вы спать не хотите, Наталья Викторовна? — спросил генерал Кочергин, разглядывая меню.

— А вы? — немного раздраженно парировала она. — Простите. Нет. Мне сейчас не до сна. Все очень плохо и неясно.

— Что плохо? — не понял Кочергин. — Нет, я не спорю, что ситуация тревожная, но мы делаем все, что в наших силах. Может, даже чуть больше. Откровенно говоря, если бы не вы с Олегом Ивановичем, мы бы о поезде, наверное, узнали только завтра, когда на конечной начали бы выгружать больных! Да, это уже не наша территория, но я все-таки гражданин России и отвечаю не только за Воронеж и область.

— Слава богу, что вы это понимаете, — мрачно сказала Наталья. — Многие люди, к сожалению, мыслят категориями «допустимых потерь». А я вот хочу, чтоб все потери были недопустимыми.

— Что такое хлорсульфоновая кислота? — спросил Олег Пичугин, не открывая глаз.

— Я думала, что ты спишь! — Она обернулась к спутнику с улыбкой.

— Глаза немного режет, устали. — Олег потянулся, хрустнув суставами. — А так я очень даже бодр. Так что же это за кислота? Может быть, объяснишь, пока готовится наш заказ?

Евдокимова глянула на Кочергина, в глазах которого читался тот же вопрос.

— Хорошо. Я постараюсь коротко. Вы уж извините, без подробностей и деталей, самую суть. В общем, вакцина, созданная Виктором Ароновичем Хавкиным в начале двадцатого века, на самом деле работает слабо. И не потому, что она плохая. Нет. Вакцина отличная. Сейчас ее доработали, и она стала еще лучше. Но все равно лишь на десять-двадцать процентов повышает устойчивость к чуме. И дело в том, что вакцина повышает так называемый гуморальный иммунитет, то есть обеспечивает выработку иммуноглобулинов против микроба. Но даже очень высокий их титр не обеспечивает стопроцентную устойчивость организма к инфекции. Основным противником чумных палочек являются фагоциты, такие клетки крови, которые, как амебы, проглатывают бактерии и растворяют их с помощью особых ферментов. Только у большинства людей силы этих ферментов не хватает, и палочка даже размножается внутри фагоцитов. — Наталья криво усмехнулась. — Такая вот нахалка. Я искала способ усиления активности этих ферментов, чтобы они могли растворить мембрану чумной бактерии.