– Причина смерти? – не успокаивалась я.

– Ее назовут после вскрытия, предварительный диагноз – инфаркт, – пояснил Коробок.

– Эстер еще молодая, – возразила я.

Димон крякнул.

– Данный аргумент не работает.

– Кто знает о смерти вдовы Тимофея? – спросила я.

– Леня Ярошенко, Чеслав, милиционеры из вокзальной службы, – перечислил Димон, – а что?

– Вере Кирилловне сообщили?

– Пока нет, – вздохнул хакер, – у нее телефон не отвечает.

Я рассказала про мигрень и заботливую Альбину, которая тщательно оберегает покой хозяйки.

– Вот бедная тетка, – искренне пожалел старуху хакер, – сначала сына потеряла, теперь невестку. Но ей все равно предстоит услышать правду.

– Сейчас я поеду к Вере Кирилловне и попытаюсь убедить домработницу разбудить хозяйку, – вздохнула я.

– Здрассти вам, – всплеснула руками Альбина, увидев меня на пороге, – я непонятно объяснила? Плохо Вере Кирилловне.

– Впустите меня, пожалуйста, – тихо попросила я, – неприятно приносить дурные вести, но, к сожалению, сегодня я исполняю эту роль.

Альбина испуганно перекрестилась.

– Все самое ужасное она уже услышала, узнала про смерть сына. Что еще стряслось?

– Пожалуйста, – взмолилась я, – дело очень серьезное, сегодня внезапно скончалась невестка Морковкиной Эстер.

На Альбину новость особого впечатления не произвела.

– Жаль, конечно, – равнодушно сказала она, – но я ее совсем не знала.

– Сын с женой не навещали мать? – спросила я и без приглашения сняла куртку.

– Видно, от вас не отделаться, – уныло констатировала Альбина, – уличную обувь скидывайте, тапочек не дам, не заведено лишних. Вере Кирилловне некогда гостей принимать, она работает, иногда утром уйдет и только вечером еле живая заявится. После смерти Николая Ефимовича ей на жизнь зарабатывать надо.

– Мяу, мррр, – послышалось из коридора, и в прихожую вплыл черный кот в белом кожаном ошейнике, щедро украшенном стразами.

– Какой огромный! – восхитилась я.

– Пятнадцать кило, – гордо сказала Альбина, – зовут Иван Николаевич, не вздумайте «Ванькой» назвать, ни в жизни не подойдет. Его Николай Ефимович жене котенком подарил на годовщину свадьбы, Ивану Николаевичу пятнадцать лет, он тут хозяин, а мы у него в прислугах ходим. Вера Кирилловна за котом лучше, чем другие за детьми, следит, питание ему покупает самое дорогое, витамины, раз в месяц ветеринар приезжает. Когда я сюда нанималась, хозяйка сразу спросила: «Животных любишь?» – а уж потом заявила: «Аля, если не домоешь пол, я не замечу, вижу плохо, на невкусные котлеты тоже не рассержусь, но вот коли узнаю, что ты Ивана Николаевича обидела или забыла ему лекарства дать, враз выгоню».

Кот хозяйке всего дороже. Но и он ее обожает, замечательный мальчик, аккуратный, ласковый, настоящий князь. Вы гляньте, какая у него шуба! А хвост! Вот только лет ему много. Вера Кирилловна иногда плачет, боится, что Иван Николаевич умрет, припасла ампулу с сильным снотворным, сказала: «Если ему плохо станет, он страдать не должен, последнее, что я могу для него сделать, это подарить тихую безболезненную смерть». Но я надеюсь, что Иван Николаевич еще поживет с нами.

Альбина с нескрываемой любовью посмотрела на котяру, тот приблизился к домработнице и принялся тереться о ее ноги. Я решила сказать женщине приятные слова:

– Похоже, Иван Николаевич благодарит вас за заботу, наверное, за пятнадцать лет вы стали ему кем-то вроде сестры.

Альбина наклонилась и погладила кота по круглой голове.

– Я у Веры Кирилловны не так давно служу, нанялась после смерти ее мужа.

– Правда? – удивилась я. – Мне показалось, что вы управляетесь у актрисы с хозяйством не одно десятилетие, о покойном Николае Ефимовиче как о хорошо знакомом человеке говорили.

Домработница улыбнулась.

– Вера Кирилловна часто про мужа рассказывает, похоже, она очень о нем тоскует.

Мирный разговор прервал крик:

– Аля, принеси чай и таблетки.

– Очнулась! – обрадовалась Альбина. – Сейчас горячего хлебнет, лекарство примет и попробует вниз спуститься.

– Давайте помогу вам завтрак подать? – оживилась я.

– Хозяйке это не понравится, – загудела домработница, направляясь в глубь квартиры, – Вера Кирилловна никогда перед посторонними без макияжа не появляется, она же актриса.

Но я нагло шла за прислугой и очутилась в большой гостиной, объединенной с кухней. Место, где следует готовить еду, было спрятано в просторной нише, очевидно, изначально кухонька имела размер не более четырех метров. Многие приезжие, очутившись в московских квартирах, построенных еще до революции, громко выражают свое удивление: «Ну надо же, как неудобно жили в царские времена все эти обеспеченные люди. Огромные апартаменты, множество комнат, а кухня – крохотулька, обеденного стола не уместить, как же баре ели, неужели по очереди? И хозяйке некомфортно у плиты, жарко, душно, ну почему вместо нормального окна тут узкая форточка?»

Милые мои, в начале двадцатого века богатые хозяева вкушали пищу в столовой, тарелки им туда подавала горничная, а суп варила кухарка, о том, чтобы создать ей комфортные условия труда, никто не заботился. Барыня никогда не заглядывала на кухню, она составляла меню в своем будуаре.

Вот у советских людей, которые считали огромной удачей получить на трех членов семьи две комнаты, уголок с плитой и холодильником служил симбиозом гостиной-столовой, а порой и спальней. Мы старались впихнуть в малогабаритную кубатуру плиту, холодильник, стиральную машину, да еще оставить местечко, где можно раскатать матрас для гостя. Разбить стену и объединить кухню с комнатой при социалистическом режиме решались единицы москвичей, только после перестройки народ стал массово перекраивать квартиры. Но, похоже, Морковкины совершили глобальную перепланировку давно, здесь имелась совершенно немыслимая для советского быта вещь: лестница, уходящая под потолок. Ступеньки и перила были выполнены из цельного дубового массива, толстые латунные прутья придерживали красную ковровую дорожку с незатейливым орнаментом по краям. Лестницу установили очень давно, нынче такого дерева днем с огнем не сыскать. Представляю, как столбенели люди, пришедшие сюда впервые, году этак в семидесятом. Двухэтажная квартира! Это было намного престижнее дачи и личного автомобиля.

В тот момент, когда я, задрав голову, изучала интерьер, послышался скрип, показались ступни в розовых туфлях с бантиками, затем край атласного халата, следом стройная фигура молодой женщины с безупречной осанкой, увенчанная головой пожилой дамы с редкими седыми волосами.

– Аля, – простонала хозяйка, осторожно спускаясь в кухню, – черный чай, две дольки лимона, таблетку… Ой!

Вера Кирилловна шарахнулась к стене.