– Тебя видели в умывальнике, когда он был уже мертв.

– И что?

– А то, что никто не мог сломать ему шею, кроме тебя! – заключил «кум».

– Сломать шею?! Я слышал, у него заворот кишок был...

– Сам придумал?.. У Айдарова шея сломана!

– Да? Не знал.

– Ты мне, Купчинов, дурака здесь не валяй! Я знаю, у тебя конфликт с Айдаровым был.

– Может быть.

– Ты подрался с ним на складе, отсидел десять суток в штрафном изоляторе... Я не хочу сказать, что ты свел с ним счеты. Но я Айдарова знаю, он еще тот фрукт и обид не прощает. Он мог тебя убить. И ты это понимал. Потому и сработал на упреждение.

– Он мог меня убить? – вроде как удивился Семен. – И вы, гражданин майор, об этом знали, но все-таки допустили, чтобы я оказался в одном с ним отряде?

– Вот только не надо с больной головы на здоровую!..

– Не убивал я Айдарова.

– А кто тогда это сделал?

– Не знаю.

– Кроме тебя, никто не заходил в туалет. Никто не мог его убить. Да и мотив только у тебя был.

– Ничего не знаю, гражданин начальник.

– А я знаю. Ты его убил.

– Ну, если вы так думаете, значит, так и было. Только я ни в чем не признаюсь!

– Значит, убил Айдарова ты, но признаваться в этом не хочешь?

– А вы бы на моем месте признались?

– А я не буду на твоем месте, Купчинов. Я честный человек и преступлений не совершаю.

Семен демонстративно посмотрел в окно. Дескать, если ты, мент, весь такой правильный, то и разговаривать с тобой не о чем.

– Не признаешься ты, Купчинов, – продолжал майор. – Не признаешься. Потому что довесок за убийство тебе не нужен. Но и на условно-досрочное освобождение тоже не рассчитывай...

– Воля ваша, гражданин начальник.

– Так через два года мог бы выйти... Или все-таки хочешь пораньше освободиться?

– Кого-то продать надо? – усмехнулся Семен.

– С чего ты взял?

– А не верю я в доброту буржуазии. И в доброту ментов тоже...

– Не надо никого продавать. Надо всего лишь принять мою помощь и покровительство.

– Даже так?

– А как ты думал? Ты убил блатного, воры тебе этого не простят. Тот же Притык на тебя нож точит. Но если он узнает, что ты находишься под моим покровительством, он не станет тебя трогать...

– А что я должен делать взамен? Стучать?

– Зачем стучать? Просто сообщать обо всех негативных моментах, что имеют в среде твоих товарищей...

– Не буду я ничего сообщать.

– Жаль. Это был твой единственный шанс избежать расправы.

– Значит, я его упустил.

– Дерзишь, Купчинов, – нахмурился «кум».

– Вам кажется. На самом деле я белый и пушистый.

– Если ты такой белый и пушистый, то в ШИЗО тебе будет самое место.

– За что ШИЗО?

– А вот не нравишься ты мне. Да и Айдарова убил...

– Зря, начальник. Если вы в карцер меня запрете, братва решит, что это мне за Айдарова. Тогда все будут думать, что за убийство всего пятнадцать суток дают. Тогда беспредел в колонии может начаться. Вам это нужно? – язвительно спросил Семен.

– Ты так думаешь? – с интересом глянул на него «кум».

– А разве я что-то не так сказал?

– Ты сказал? А кто ты такой, чтобы что-то говорить? Ты, Купчинов, никто, и звать тебя никак. Хотя сказал ты правильно, нельзя тебя в ШИЗО сажать. Пятнадцать суток за убийство – это непростительно мало. И унизительно для меня. Но все-таки отправляйся в ШИЗО. И там подумай над своим поведением...

Начальник оперативной части пошел на принцип. Но Семена это не очень пугало. Главное, что у ментов нет доказательств, которыми его могли бы припереть к стенке, и он не получит к сроку ненужные несколько лет за убийство. А пятнадцать суток – это ерунда. Зимой в ШИЗО лучше не попадать, а летом там жить можно. Тем более что за две недели Притык должен успокоится...

* * *

Из штрафного изолятора Семена выпустили в послеобеденный час. На промзону в столярный цех не повели, а отправили в барак. А там все та же картина – начальник отряда в кабинете, завхоз рулит дневальными, а в блатном углу Притык со своей свитой. Блатные могут лежать на шконках, а Семену дозволяется только сидеть. Пришлось мостить зад на табуретку.

В сторону блатных он не смотрел, чтобы Притык не увидел в его взгляде вызов. Но смотрящий сам подозвал его к себе. Семен упрямиться не стал, подошел к нему, сел на табурет у кровати.

– Из ШИЗО? – хриплым прокуренным голосом спросил смотрящий.

Семен уже приблизительно знал, с кем имеет дело. Притык хоть и вор, но не в законе. Даже не жулик по воровской квалификации. Так, просто блатной. Когда-то в молодости срок мотал за хулиганку, потом за мелкую кражу загремел в эту колонию. Да что говорить про него, если сам смотрящий зоны не был законным вором. Что, впрочем, неудивительно. Это же общий режим, а серьезных людей отправляют на строгий.

– Ну, из ШИЗО.

– Зачем Айдара завалил? – В голосе смотрящего звякнул металл.

И его «быки» нахохлились, в любой момент готовые наброситься на Семена. Только его это не пугало. Блатные хоть и пользуются льготами, но ими же дорожат не меньше, чем своей головой. Потому и не тронут они Семена, пока в бараке находится кто-то из офицеров.

Зона здесь и не красная, и не черная. И «козлов» хватает, и блатных, но красноповязочники бал не правят, а слово воровского смотрящего котируется никак не больше «хозяйской» воли. В общем, ни вашим, ни нашим. А начальник лагеря называется «хозяином» по праву, потому что все здесь зависит от него, а не от блаткомитета. Тот же Притык мог набрать к себе в свиту с десяток злостных отрицал, с ними бы и гонял чаи в бараке, в то время как «мужики» давали план в промке. Но у «хозяина» жесткий лимит на бездельников, потому Притыку и не дают разгуляться. И начальник лагеря еще спросит с него, если «мужики» вдруг обленятся и перестанут давать план. Для «хозяина» Притык – это своего рода овчарка, присматривающая за стадом баранов, и если у этой собаки выпадут зубы, ей просто дадут пинка и заменят на новую. Потому и зажат Притык в жесткие рамки: с одной стороны, и с борзого новичка спросить надо, а с другой – беспредела не допустить.

– Я его завалил? – удивился Семен.

– Ты беса не гони! – нахмурился Притык.

Он знал, кто убил татарина, и выкручиваться глупо. К тому же смотрящего еще больше разозлить можно.

– А у меня был выбор?

– Выбор есть всегда.

– Конечно, или умереть стоя, или жить на коленях.