основе неформальных договоренностей и неписаных правил. Подобная ситуация (когда православие является де-факто, но не де-юре государственной религией) удобна как для государства, так и для самой РПЦ. Церковь также имеет возможность дистанцироваться от непопулярных решений и действий органов власти. С другой стороны, если кто-то упрекнет РПЦ во вмешательстве в дела государства, всегда можно сослаться на то, что особое положение этой религиозной организации не является результатом законодательного решения, а проистекает из ее авторитета в обществе.

Кроме того, даже если бы предложение о закреплении статуса православия как государственной религии было вынесено на обсуждение в парламент, то на пути реализации этой идеи встали бы серьезные препятствия. Учитывая участившиеся в последнее время скандалы с участием РПЦ[661], в самой церкви понимают, что это может вызвать резонанс в обществе и только повредить имиджу церкви[662]. Упоминание же об особой роли православия оставляет возможность для РПЦ де-факто играть роль государственной церкви в формально светском государстве. Как показал случай с Исаакиевским собором, в условиях современной России самым эффективным способом решения проблем является личное обращение патриарха к президенту страны или к другим высокопоставленным чиновникам.

Что касается преамбулы к федеральному закону «О свободе совести и о религиозных объединениях», то хотя она действительно имеет декларативный характер, ее влияние на отношения государства с религиозными объединениями в России невозможно переоценить. Следует признать, что она в гораздо большей степени определяет вероисповедную политику в современной России, чем статья 14 Конституции, устанавливающая светский характер государства.

Концепция «традиционных религий»

Тезис о первенстве православия среди других религий в России обосновывается РПЦ путем увязки этнической и религиозной идентичностей по формуле «русский – значит православный». Что касается последователей других религий, то их статус зависит от того, признают ли они главенствующую роль РПЦ на религиозном рынке:

…российские мусульмане, иудеи, буддисты, католики и т. д. признаются в РПЦ как самостоятельные этноконфессиональные меньшинства (не имеющие этнического маркера религиозные меньшинства, например пятидесятники, в лучшем случае игнорируются). С двумя важными оговорками: они должны признавать доминирование русско-православного элемента в конструировании российской идентичности и доминирование РПЦ в государственно-религиозных отношениях (и они, как правило, это признают)[663].

Ситуация, когда значительное число граждан признаёт РПЦ церковью большинства, в литературе обычно именуется «про-православным консенсусом». Этот термин был введен в оборот российским социологом и философом Д. Е. Фурманом и его финским коллегой К. Каариайненом[664]. По их мнению, результатом про-православного консенсуса является признание того, что «православие – высшая ценность, что оно неотделимо от русского самосознания и русской культуры, что РПЦ надо доверять и надо оберегать ее, ограничивая деятельность других религий»[665].

Претензии Московского патриархата на место господствующей религиозной организации в стране обосновываются не только количественным преобладанием последователей православия, но и вкладом, который якобы именно РПЦ внесла в развитие государства:

Русская Православная Церковь должна пользоваться первенством чести как крупнейшая, старейшая и самая влиятельная религиозная организация страны, внесшая решающий вклад в ее становление и развитие[666].

Если учитывать, что Московский патриархат как религиозное объединение был создан только в 1943 г., это утверждение звучит не вполне обоснованно, а сама претензия на первенство вызывает недоумение.

Большую роль в идеологическом обосновании привилегированного статуса РПЦ играла концепция «традиционных» религий. Одним из ее авторов является бывший сотрудник Московского патриархата И. А. Куницын, рассматривавший юридические инструменты закрепления особого положения православия как необходимую меру в ведущейся ценностной войне с Западом:

На территории нашей страны идет жестокая информационная война, точнее ее разновидность – война ценностная… Ведется незаметная, но каждодневная работа, направленная на духовную дезориентацию российского народа. Развенчивается культурное наследие, поэтому острие этого оружия направлено против традиционных ценностей и конфессий. Во многих странах хотят, чтобы гражданин России ощущал себя европейцем, азиатом, кем угодно, но только не русским; католиком, протестантом, кришнаитом, но только не православным… Таким образом, действующее законодательство охватывает намного более узкий круг проблем, чем это необходимо. Требуется построение вероисповедной политики, предусматривающей юридические инструменты защиты традиционных духовных ценностей от деструктивных глобальных процессов[667].

Куницын предлагал разделять традиционные религии на «федеральные» и «региональные»:

Если Федеральное Собрание РФ признает традиционной, например, Русскую православную церковь и Центральное духовное управление мусульман, религиозные организации, входящие в их состав и находящиеся на территории любого субъекта Российской Федерации, будут пользоваться всеми правами, предусмотренными для федеральных традиционных конфессий, независимо от того, на территории какого субъекта Российской Федерации они созданы и действуют. При этом присвоение какой-либо конфессии статуса региональной в отдельно взятом субъекте федерации приведет к тому, что правами традиционных конфессий смогут пользоваться и Русская православная церковь, и ЦДУМ, и данная конфессия[668].

Если бы это предложение было в полном объеме реализовано, оно позволило бы государству более эффективно контролировать деятельность муфтиятов. ЦДУМ был бы признан «федеральной традиционной конфессией». Помимо субъективных факторов (полная лояльность этого духовного управления господствующему в стране политическому режиму и РПЦ), существует и значимый объективный фактор – исторический: ЦДУМ – старейшая мусульманская религиозная организация в современной России, даже если рассматривать в качестве даты ее создания не 1788‐й, а 1920 год. Другим же духовным управлениям мусульман был бы предоставлен статус «региональных традиционных конфессий». Таким образом, Москва формально оказывалась бы ни при чем, если бы региональные власти не регистрировали в своем субъекте федерации тот или иной муфтият.

Предложения Куницына не были реализованы в полной мере. В современной России «традиционной» может быть названа религия, которую исторически исповедует большинство представителей того или иного народа или народов[669]. Среди самих «традиционных» религий также существует градация. По словам одного из идеологов консервативного крыла в современном русском православии протоиерея Всеволода Чаплина, который в 2009–2015 гг. был председателем синодального Отдела РПЦ по взаимоотношениям Церкви и общества, конфессиональные меньшинства могут быть терпимы внутри «единой общины веры», но должны быть исключены из ее «основной социальной и мистической миссии»[670].

Иными словами, с точки зрения Чаплина, в России есть господствующая религия, призванная осуществлять социальную и мистическую миссию, и есть «терпимые» религии, основная задача которых – удовлетворять духовные запросы религиозных меньшинств. Получается, что, осознанно или неосознанно, Чаплин вводил в лексикон современной РПЦ понятие «терпимая религия», известное в Российской империи с конца XVIII в. Примечательно, что к «терпимым» относились три из четырех современных «традиционных» религий: ислам, буддизм и иудаизм.

«Пакет Яровой» 2016 г. и правовое положение мусульманских религиозных организаций

Когда руководители муфтиятов выражали поддержку федеральному закону «О свободе совести и о религиозных объединениях»