– Ганфала не имеет власти посылать меня на убийство, – примиряюще сказал Герфегест. Он не причислял себя к любителям вершить государственные дела в постели. – Рыбий Пастырь мне не хозяин.

– Пусть так, Герфегест. Пусть так… – печально вздохнула Хармана, обвивая шею Герфегеста своими ласковыми руками.

Как вдруг Герфегест подумал о том, что всю жизнь заблуждался в одном весьма важном вопросе. В вопросе любви. То, что он называл любовью, было лишь слабым отголоском ее. То, что он называл страстью, было лишь легким волнением. То, что он называл женской красотой, было лишь жалким подобием. Подобием красоты Харманы.

Она была стройна, словно стебель горного тюльпана. Ее лицо не имело ни единого изъяна. Ее ноги были безукоризненны. Ее движения были плавными и точными, но в них не было ни капли манерности! Когда мягкие волосы ее лобка коснулись живота Герфегеста, он ощутил, как где-то там, у основания его позвоночника, расправляет листья и поднимает голову навстречу солнечному ветру бутон желания. Как где-то там, глубоко внутри него, снова расцветает Золотой Цветок страсти.

Он сжал Харману в объятиях и вошел в нее в четвертый раз. Она застонала и откинула голову на атласные подушки. Ее голос словно звон серебряных бубенцов на ручных горностаях в Наг-Туоле… Наг-Туоль, которого нет больше.

«Наг-Туоль будет всегда», – подумал Герфегест и в изнеможении закрыл глаза.

15

В ту ночь Рыбий Пастырь не ложился спать. Он вообще спал редко – куда реже, чем обычный смертный. Всю ночь Ганфала простоял, подобный безмолвному изваянию, на носовой площадке «Голубого Полумесяца», проницая тьму сверхчеловеческим взглядом.

На севере, окутанный плотной Завесой Силы, взгромоздился на скалы Наг-Нараон. Даже своим особым зрением Ганфала не видел ничего, кроме расплывчатых очертаний крепостных построек. Что сейчас происходит с Последним Конгетларом, он не знал. Он знал только одно: Герфегест все еще жив. И это позволяло надеяться на успех.

Команды кораблей Хранящих Верность были подняты со своих жестких коек за полтора часа до рассвета. Крикливые надзиратели разогнали гребцов по длинным скамьям, воины облачились в доспехи, лучники рассыпались по стрелковым галереям. Обслуга метательных машин извлекала и растягивала между выгнутыми рогами «скорпионов» снятые на время похода витые в пять веревок тетивы.

По левую руку от «Голубого Полумесяца», занимавшего в построении центральную позицию, стояли файеланты Ганантахониоров. Их было немного – чуть более двадцати. Они должны были выполнить роль приманки, связать боем флот Стагевда и вслед за тем кануть в небытие.

На правом фланге флота Хранящих Верность располагалась главная ударная сила – двадцать семь кораблей Орнумхониоров.

На них, доверенные лучшим мастеровым Наг-Кинниста, были установлены трубы с «темным пламенем». По две на корабль. Они были закреплены на носовых площадках и, завернутые в полотнища запасных парусов, выглядели более чем невинно. Но всеиспепеляющей силе, заключенной в них, предстояло решить судьбу сражения.

На флоте Хранящих Верность горны пропели еще до рассвета. Якоря, залежавшиеся в бесплодных песках пролива Олк, поползли вверх. На верхушках мачт развернулись и затрепетали знамена. Тунцы южан и имперские полумесяцы рядом с ними.

Как только якоря были вытравлены, капитаны ударили в гонги. Это означало, что корабль освобожден от сковывающих пут и волен устремиться вперед, чтобы победить или погибнуть.

Тотчас же на кораблях Ганантахониоров раздался первый удар боевых барабанов. Тысячи весел в одном слаженном движении вышли из воды, чтобы спустя десять ударов сердца снова вернуться к воде и сотрясти корабли первым мощным толчком.

Движение началось, и оно было неотвратимо.

1

Герфегест проснулся очень поздно. Солнце уже поднялось высоко, покрыв террасы и внутренние дворы Наг-Нараона резко очерченными многоугольниками теней. Последний Конгетлар не двигался. У него не было сил двигаться. Не было и желания.

Что творится сейчас в проливе Олк? Состоялось ли сражение? Кто вышел из него победителем?

Стагевд? Или Ганфала, счастливый обладатель «темного пламени»? Быть может, только сейчас два флота, развернувшиеся друг напротив друга, ринулись в бой? Да и было ли вообще это сражение?

Герфегест провел языком по пересохшим губам.

События прошедшей ночи неспешно воскресали в его памяти. Он вспомнил волшебные руки Харманы. Свое любовное безумие. Ее блаженную улыбку.

Широко зевнув, он осмотрелся в ожидании увидеть свою несостоявшуюся жертву мирно сопящей на атласных подушках.

Но он не увидел ее. Харманы не было в комнате.

Герфегест поднялся на ложе. Прядь волос упала ему на глаза. Он поднял руку, чтобы водворить ее на надлежащее место, завернув за ухо. Но что-то помешало ему сделать это.

Герфегест посмотрел на свою руку. Цепь. Тончайшая цепь толщиной с волос. Каждое звено цепи величиной с горчичное зерно. Два маленьких колечка – ими с обеих сторон оканчивается цепь. Одно колечко на указательном пальце левой руки, другое – на указательном пальце правой. Колечки заперты на крохотные замки. Герфегест натянул цепь и попробовал порвать ее. Сталь, заговоренная Гамелинами. Тщетно.

Дурак, не знающий ни Искусств, ни Путей, никогда бы не поверил, что столь тонкую цепь не порвать. Неровен час он бы запряг в нее по двенадцать лошадей, а затем приказал конюшим погонять, да пободрее. А потом долго рассказывал бы подвыпившим гостям своего замка, как двадцать четыре лошади не сумели порвать цепь толщиной с волос…

Герфегест знавал таких простецов, не верящих в силу магий и заклинаний, – особенно много их было в Сармонтазаре. Но сам он таким простецом не был. После первой же яростной попытки сбросить оковы он отказался от мысли освободиться без вмешательства Харманы. Это ее рук дело. В этом не может быть сомнений.

Герфегест сдернул парчовое покрывало с ног – благо цепь была достаточно длинна и позволяла совершать многие движения почти свободно.

Пренеприятная догадка тотчас же подтвердилась: его ноги были скованы подобным же образом. И вновь непредставительные стальные кандалы были надеты на оба указательных пальца. Далеко не убежишь. Путь Стали, милостивые гиазиры!

Гамелины были большими мастерами на такие штуки. Ни порвать, ни сточить, ни разрезать. Более того! Насколько помнил Герфегест описания подобных пут, они не позволяли даже отгрызть скованные пальцы – цепь нарочно сообщала свою прочность членам узника. Магия властвует над материей в точности так же, как дух властвует над телом. Магию не победить клещами и ножом…

Герфегест осторожно встал с ложа и заглянул в соседние комнаты. Да, цепи позволяли ему сделать это. Но вот выйти в коридор, например, – извините. От ножных кандалов тянулась цепочка, исчезающая в полу под кроватью.