Врачам квартиру давали лет через 20–25 ожидания. Мы жили в общежитии, стоявшем на холме. Условия ужасные. Воду туда подавали только на один час в день. Поэтому действовал закон джунглей: кто успеет, тот и наберет воды. Оставшуюся часть суток мы пользовались водой из банок: чистили зубы, умывались, готовили.

Жену с ребенком девать некуда. Пока находился в плавании, она жила в Хабаровске у своего дяди, работавшего главным бухгалтером в исполкоме. В двухкомнатной квартире обитали дядя с женой и своими двумя детьми, да еще Неля с Костей. Весело!

Когда мы приехали на Сахалин, стали думать о решении жилищного вопроса. Единственный выход – копить деньги на кооперативную квартиру. Система позволяла избежать огромной и бесперспективной очереди на государственное жилье.

Мать Нелли попросилась на работу на наше судно загранплавания: как-никак прибавка в семейный бюджет. Я уговорил нашего капитана Олега Николаевича Бычкова взять ее. Теща пришла на корабль, попробовала приготовить еду – им понравилось. Капитан ходатайствовал, чтобы ей дали визу, и мы стали работать на одном судне, несмотря на то что Марье Терентьевне уже исполнилось 55 лет.

Я не подумал об одном: теща рядом – гулянкам конец. Однажды у нее заболел отец, она улетела к нему, а вместо нее пришла сменщица – очень красивая голубоглазая черненькая татарка. Когда я разъяснял ей правила поведения на кухне, мы с ней немножко согрешили.

Марья Терентьевна вернулась на корабль. А татарочка – то ли влюбилась, то ли ей взгрустнулось – взяла и пришла ко мне на корабль. Я ее попытался развернуть, а она пошла к моей теще и начала вещать о своей любви ко мне. А та ничего умнее не придумала, как рассказать Нелли.

Дело закончилось разводом. Теперь уже навсегда.

Нелли быстро вышла замуж за военного. Летчик в звании майора вскоре стал командиром летного полка. Когда у них родился ребенок, мужа направили в Академию генерального штаба, после чего назначили на генеральскую должность начальника авиации Киевского военного округа. Марья Терентьевна радовалась: дочь почти стала генеральшей. Мечта о том, что собственный муж станет генералом или хотя бы полковником, не воплотилась, поэтому она уповала на то, чтобы повезло дочери.

Перед глазами бывшей тещи стоял пример жены командира полка, в котором они когда-то служили. Та в молодости была симпатичной новороссийской проституткой. Когда пришел возраст, она поняла, что нужно выходить замуж, и соблазнила парня, заместителя командира полка. Сказала, что забеременела. А раньше по партийной линии вмиг лишались карьеры. Припугнула тем, что пойдет в партком, и он нехотя женился. Ей не разрешали рожать из-за гормональных проблем, но она все-таки родила (иначе муж бы ее бросил) и сильно располнела. Дама любила поесть, попеть песни, собрать у себя целый стол народу и чувствовать себя богиней. Поест, споет, устанет – и спать на часок. А люди за столом продолжают сидеть и ждут хозяйку. Для Марьи Терентьевны такое положение казалось высшим счастьем.

Но одно дело – быть офицером в СССР, другое – в лихие 90‑е. В 1991 году Украина отсоединилась, и мужу Нелли предложили: «Оставайтесь служить, но надо принять присягу Украины». А он, как человек порядочный, отказался: «Присягу не меняю». Его перевели в российский генштаб, и там карьера закончилась. В 90‑е годы платили мало, он потерял работу, пытался заниматься бизнесом. Кончилось тем, что мне позвонила Нелли и сказала: «Слушай, Боря, я нашла объявление. Твоя фирма ищет водителя. Не возьмешь моего мужа на работу?» Муж бывшей жены в роли водителя – мне это надо? Я сказал, что лучше деньгами буду помогать.

Костя же рос в той семье, и в силу жизненных обстоятельств (Сахалин, потом тюрьма) я его не видел лет до четырнадцати. Воспитан он без моего участия, что, конечно, доставило много переживаний, о которых я уже рассказал в главе «Мои огорчения».

* * *

Со второй женой Ольгой Руденко я познакомился в Магадане в конце 70‑х годов. После захода в бухту Веселую мы с компанией пришли в ресторан, где отмечался день рождения метрдотеля. Там я заприметил очень красивую женщину – кареглазую украинку со светлыми волосами и правильными чертами лица. Я ее раз пригласил на танец – не идет, два – нет, три – ни в какую. Короче, раз семь приглашал. Потом наконец подруга ее подтолкнула: иди, мол, неудобно. Так и познакомились.

Ее папа – украинец Михаил Руденко. Сначала в Магадане он коптил рыбу, потом стал начальником цеха, а затем – директором всего рыбного завода. Продукцию завод делал замечательную, поэтому его портрет все время красовался на доске почета в Магадане.

Ольга стала официанткой, параллельно училась в книжном техникуме на библиотекаря, но так и осталась в ресторанной сфере. При этом жутко стеснялась своей работы. Тогда считалось, что все официантки отличаются легким поведением. Однажды, когда в ресторан зашел ее бывший учитель, она залезла под стол, чтобы избежать встречи.

Когда мы приехали в Москву, Ольга поступила работать официанткой в гостиницу «Россия», потом стала метрдотелем и доросла даже до директора ресторана. Будучи способным человеком, прошла весь карьерный путь.

Кто такой старший метрдотель в ресторане «Россия» в советское время? Высота! А я-то – мелкий докторишка. Величины несравнимые. Я старался зарабатывать, на машине таксовал: копейки по сравнению с тем, что зарабатывала она.

Гостиница «Россия» в то время – это 3182 номера, в которые со всей страны стекались номенклатурные работники, приезжали гости из дружественных стран. Там расселялись и питались гости съездов, пленумов, конференций, симпозиумов.

В «России» всегда требовали одеваться по форме, а Ольге это не нравилось. Как эффектная женщина, разбирающаяся в психологии, она надевала хорошие туфли и бриллианты, привезенные из Магадана, где с ними было попроще.

Ее ругали за несоответствие внешнего вида стандартам. Директор говорил:

– Нельзя показывать, что официанты у нас богатые. Подумают, что мы тут воруем.

– Товарищ директор, без бриллиантов мне могут дать десять копеек чаевых, а так меньше пятерки не получаю.

Директор смеялся и закрывал глаза на вольности.

На первом этаже в русском зале пели цыгане. Когда люди гудели, то отдавали им деньги, кольца, брошки – лишь бы пели. Наутро цыгане возвращали все назад, так как работали официально.

В советские времена, только чтобы зайти в ресторан гостиницы «Россия», надо было швейцару на карман дать пять рублей.

Но после перестройки открылись ресторанчики, с хорошей кухней и менее дорогие. Гостиница «Россия» как центр притяжения стала умирать. Клиентура уходила. Официанты перестали зарабатывать, началось мелкое воровство. Например, заказывал клиент икру или красную рыбу, а официант ему приносил не с кухни, а свое, купленное в магазине. Ресторан хирел.

Однажды мы с товарищем прогуливались по «местам боевой славы» и зашли в ресторан, где работала моя жена. Гигантский зал на 800 человек стоял абсолютно пустой. Эпоха ушла. В 2006 году гостиницу «Россия» снесли – она перестала быть востребованной.