существо божие, они все же не вели, себя соответственно этому, но в неразумных сердцах своих истинное богопознание извра­тили в мрачное идолослужение. Так как они, таким образом, стали почитать вместо творца его тварь, то бог предоставил их похотям их сердца, не препятствовал им оскверняться постыдными страстями и противоестественными пороками и так как им нет оправдания, столкнул их в бездну нрав­ственного падения. Но и те, кто осуждает эту греховную жизнь язычников, не изъяты от божественного суда, ибо они и сами поступают не иначе. И иудеи в своей закоснелости и в своем нераскаянном сердце подпадут суду точно так же, как язычники. У бога нет лицеприятия. Грешившие без за­кона — и погибнут без закона, а грешившие под законом будут осуждены по закону. Ибо бог оправдывает не слуша­телей, а исполнителей закона. Поэтому не следует иудею хвалиться своим богом и полагаться на свой закон, а тем более выставлять себя учителем, образцом, руководителем и воспитателем остального человечества, как будто бы он имеет в законе познание и истину: он сам не исполняет за­коне! и только бесчестит бога нарушением его.

Ведь и обрезание не имеет никакой цены без соблюде­ния закона; и наоборот, необрезанным соблюдением закона зачитывается за обрезание. Ибо истинное обрезание — не внешнее, не обрезание плоти, а духовное — обрезание сердца. А такое обрезание опирается на признание не от людей, а от бога. Необрезанный, исполняющий закон, будет судить иудея, который, несмотря на писанный закон и обре­зание, нарушает закон (Римл. 1, 18 до 29). Правда, иудеи имеют перед язычниками преимущество божественных обе­тований, причем последние не теряют силы и от неверности людей по отношению к богу; напротив, неверность людей содействует проявлению верности божьей. Из этого, однако, нельзя заключать, что бог несправедлив, раз человеческий грех должен служить к его прославлению. Ибо бог именно вследствие своей справедливости не может отказаться от суда над людьми. А в этом отношении у иудея нет никакого преимущества сравнительно с лишенным закона язычником. Итак, все люди грешны.

Следовательно, так и остается: от дел закона не оправ­дается пред богом никакая плоть. Закон только и служит для обнаружения греха (Римл. 3, 1 — 20). Закон служит только к усилению греховности человека на почве его плот­ской природы. От этого выдвигается только в более гроз­ной форме вопрос, как возможно искупление для человека с его плотской природой.

Несомненно одно: как язычники не в состоянии были познать бога, так и иудеи не имеют никакого повода хва­литься, что они познали бога по его истинному свойству, что они «познание и истину имеют воплощенными в законе» (Римл. 2, 17 и сл.). Закон дает только представление о спра­ведливом боге. Следовательно, если бы справедливость была высшим выражением для существа божия, то люди, при на­личных своих свойствах, должны были бы ожидать только суда божественного гнева, и никакое искупление не было бы возможно (Римл. 3, 5 и сл.; 4, 15).

Божественная любовь

Но бог есть не только бог справедливый, судящий людей по их делам в соответствии с законом; он вместе с тем и бог милостивый и милосердный. Он — «отец мило­сердия и бог всякого утешения» (2 Кор. 1, 3). Любовь воз­вышается над всеми добродетелями; она незлобива, добра и незлопамятна, все покрывает, во всем надеется и все тер­пит (1 Кор. 13). Так и бог есть по существу б о г л ю б в и (Римл. 5, 5, 8; 8, 39), благий отец всех людей (Римл. 1, 7; 1 Кор. 1, 3, 4; 2 Кор. 1, 2). Более того: эта черта, как основная, настолько преобладает в его существе, что даже самое добросовестное исполнение предписаний закона не могло бы спасти человека, не будь на то божья воля. Ибо суть дела не в чьих бы то ни было желаниях или стремле­ниях, а в милосердии божием. Бог же милует, кого хочет, и отвергает, кого хочет. Он незлобиво терпит «сосуды гнева», предопределенные к гибели, хотя мог бы излить на них свой гнев и показать на них свою силу: он терпит их для того, чтобы явить избыток своего величия на «сосудах мило­сердия», которым он уготовил блаженство (Римл. 9, 11 — 23).

Приблизительно ту же мысль мы находим в «Премудро­сти Соломона» (Прем. 12, 10; 12, 10 сл.). И здесь автор хочет представить отношение бога к грешному человеку как милостивое и, по существу, незаслуженное. Он ссылается на благость бога и делает из нее вывод, что, основываясь на ней, человек может ожидать также милосердия на суде (Прем. 12, 22). При этом он точно так же, как Павел, разли­чает благочестивых, как избранников божьих, которых бог милует, и безбожников, которые подпадают под наказание божие (Прем. 3, 9 и сл.; 4, 15). Он выдвигает против себя самого возражение, что, может быть, кто-нибудь поставит в упрек творцу его отношение к безбожникам, как неспра­ведливость; однако это возражение он выдвигает для того только, чтобы отклонить его указанием на божественное всемогущество, которое может творить все, что ему угодно (Прем. 12, 12 и сл.). Точно так же и автор Послания к римля­нам восклицает: «Кто ты, человек, чтобы хотеть спорить с богом?» (Римл. 9, 20). Божественное всемогущество именно и есть основа и предпосылка божественной любви, как об этом говорится в Книге премудрости (Прем. 12, 16, 18). То именно обстоятельство, что бог, хотя все люди по спра­ведливости заслуживают смерти, все же изымает часть их от погибели, служит сильнейшим доказательством его мило­стивого настроения. У Ездры IV 8, 35 мы читаем: «Нет между рожденными от жены никого, кто бы не грешил, нет между живущими никого, кто бы не преступил; ибо в том про­является твоя справедливость и благость, господи, что ты милуешь тех, у кого нет сокровища добрых дел» (ср. 8, 31 и сл). Но таков также и взгляд Павла. «Ты волен умертвить твое создание, — читаем мы у Ездры IV, 8, 13, — ведь это твое создание; ты волен и сохранить ему жизнь: вед оно тобою создано». — «Гончар, — подробнее изъясняет Пре­мудрость применительно к Ис. 45, 9 и сл., — дает мягкой глине всякого рода форму для нашего употребления, раз­миная ее с усилием. Но из той же самой глины он обыкно­венно делает как сосуды, служащие для чистого употре­бления, так и служащие для противоположной цели, — все одинаковым образом. А какое будет употребление каждого из них, об этом решает гончар» (Прем. 15, 7). Так и