— Прости, что так вышло, — нежно проговорила Энджи подходя еще ближе, пока они не оказались лицом к лицу. Она потянулась к плечу Крис. — Я не хотела тебя задеть. И все, что сегодня было, вовсе не для того, чтобы оказаться в твоей постели.

— Прекрати. Хватит. — Крис подняла руку, останавливая ладонь Энджи в сантиметре от своего плеча. — Энджи, езжай домой… Да, домой, где бы это место ни находилось, раз уж мне не дано этого узнать.

Энджи опустила руки.

— Прекрасно. Как пожелаешь. — Тихо ответила она, с совершенно спокойным выражением лица.

Крис сорвалась на бег, не разбирая дороги и ощущая себя полной дурой. Сами собой полились слезы, она со злостью их смахнула. Город уплывал от ее сознания и его романтизм, причинял ей еще большую боль.

Харлем

Азизи добрался до особняка ван дер Ягт далеко за полночь. Он с облегчением отметил, что ни в одном окне не горел свет, а у подъезда к дому не было машин. Свой «Пежо» афганец припарковал неподалеку, укрыв за деревьями, и подошел к особняку с боковой стороны. Министр Кадир велел любой ценой добыть бриллиант. Поэтому Азизи без колебаний разбил стекло задней двери. Он попытался приглушить звук, используя свой плащ. Потом осторожно проделал путь наверх до спален, чтобы убедиться, что в доме никого не было.

Довольный результатом, Азизи включил фонарик и приступил к поискам. Начав со спальни графини, он тщательно обыскивал каждое место, куда можно было спрятать бриллиант: рабочий стол, карманы одежды в шкафу, искал даже в коробках с личными вещами, стоявших вдоль стены, хотя после отъезда из Венеции они даже не были распакованы. Потом Азизи переключился на ванную комнату, поискал среди сложенных полотенец, открыл каждую баночку с лекарствами, заглянул даже в каждую бутылочку с шампунем и парфюмерией, если сквозь горлышко мог пройти бриллиант.

После тщательного обыска других спален, Азизи спустился на первый этаж, и прошелся по комнатам, прикидывая другие наиболее очевидные места, где женщина могла спрятать бриллиант.

Камня нигде не было.

Азизи расстроился. В огромном особняке невозможно было проверить все места, где можно было спрятать бриллиант, даже будь на это несколько спокойных дней. Поэтому он решил напасть на графиню и заставить ее выдать камень. Афганец решил, что ждать лучше всего в гардеробе на первом этаже.

Амстердам

Аллегро стояла и смотрела, как Крис уносилась в ночь, а пока та не пропала из виду. Потом Аллегро помчалась за ней.

Она знала, что нельзя было оставлять Крис одну, когда столько всего происходило. За весь день она ни разу не увидела афганца, но достаточно ли хорошо она смотрела? Тем ли были заняты ее мысли, чем следовало? Достаточно ли она была сосредоточена на том, чтобы получить бриллиант? Она обыскала сумочку Крис, но ничего не нашла, а потом… Что было потом? Все словно в тумане. Она слишком увлекалась тем, что было между ними с Крис, тем, как проходил этот вечер.

Задание всегда обладало для Аллегро более высоким приоритетом, чем все остальное, она никогда не приносила начальству разочарований. В ее мире не было такого понятия как «эмоциональная вовлеченность», по крайней мере, так ее учили. Кроме того, это было единственным способом справляться со всем, что от нее требовалось.

Она лгала Крис о своих намерениях, украла у Крис надежду и убила ее чувства. Но выбора не было. Она не могла вводить Крис в заблуждение, позволяя ей думать, что Энджи из тех женщин, кто сможет вернуться, и быть с ней, мечтать и подарить Крис надежду и совместное будущее. Хотя ей и приходилось разыгрывать все это, чтобы получить желаемое этой ночью, с Крис так поступить Аллегро не могла. Крис заслуживала лучшего, потому что она… была похожа на Аллегро. Всю жизнь она жила в достатке, но не знала любви. В ней нуждались, но ее не желали.

Крис была такой же жертвой, как она сама. Жертва, превратившая себя в добровольную заключенную в остроге собственного желания защититься, перестать чувствовать. Крис уже столько боли причинили, что Аллегро готова была возненавидеть себя за то, что добавляет еще. Очень часто, смотря на Крис, она видела… себя. Женщина с отчаянным желанием жить, но не знающая, как. Она вспомнила боль на лице Крис, когда та услышала «Ты перегибаешь палку». Вспомнила, что отвечала на признания Крис, и у Аллегро предательски защипало в глазах. Крис, наконец, отважилась раскрыться, дать волю чувствам, и в этот момент Аллегро нанесла удар. Заставила ощутить, насколько смехотворны ее надежды. Господи, как больно было видеть результаты того, что она наделала. И эта невозможность сказать Крис, что… А что сказать? Что, черт возьми?

Ей безумно хотелось сказать Крис: «Ты в своих чувствах не одинока, и я понимаю, как трудно дались тебе эти важные слова, признание в том, что ты хочешь невозможного, в том, что у тебя есть мечта, жить с кем-то, кто рядом не потому, что ты можешь что-то ради него сделать, а потому что с ним чувствуешь. Мечта жить с тем, кто хочет всю тебя, потому что в этом смысл его жизни. Потому что без тебя слишком больно. А сегодня ночью я чувствовала себя так, словно и у меня есть право на мечту. Жить с тобой под одной крышей, просыпаться с тобой в одной постели, смеяться и ссориться, одним словом чувствовать».

Аллегро не заметила, как укорила шаг, сокращая дистанцию и рефлекторно держась незаметно, на случай, если Крис обернулась бы. В квартале от того места, где они расстались. Крис зашла в небольшой отель. Аллегро, казалось, целую вечность простояла под окнами, в свете фонаря. Она видела, где зажегся свет. При мысли о том, каково было сейчас Крис, находиться одной, у Аллегро сердце сжималось. Такая одинокая, такая расстроенная. Прости меня, Крис. Пожалуйста, прости меня за все. Но больше всего Аллегро жалела саму себя. Потому что лгала себе о собственных намерениях. Жалела свои украденные надежды и убитые мечты о будущем с Крис. Сколько еще она сможет протянуть так?

Последний раз Аллегро плакала еще ребенком. Но в тот вечер, стоя под фонарем, и, задрав голову, глядя в окна отеля, она позволила слезам вырваться наружу. И вот Аллегро уже ничего не оставалось, как… оказаться рядом с той, чье присутствие придавало всему смысл.

Она вошла в здание и спросила на рецепции, в каком номере остановилась Крис. Мужчина ответил, что уже поздно и придется позвонить мисс ван дер Ягт, чтобы сказать, что ее спрашивают. Когда он потянулся к трубке, Аллегро положи свою ладонь поверх его руки и первый раз взглянула в глаза мужчины, заплаканная, с покрасневшими веками. Она сказала ему, что это семейные дела, и что лучше не тревожить Крис звонком.

Мужчина пристально смотрел на Аллегро несколько долгих секунд, затем выражение его лица смягчилось.

Крис открыла дверь и встала на пороге, руками преградив вход. В комнате за ее спиной было темно, лишь слабый свет проникал в окно. Крис была одета. Ее глаза были красные от слез.

— Что тебе нужно?

У Аллегро жгло глаза, но ей было все равно.