Чтобы понять логику действий Сталина, мы должны с вами не только проанализировать ситуацию весны и начала лета 1941 года, но еще и вспомнить ход предшествующих событий мировой политики.

Гитлеровский Третий рейх создавался Западом как инструмент удара по СССР. Эта работа началась очень активно, когда ставка на внутренний переворот руками троцкистов провалилась. Не получается найти «чужие руки» внутри СССР – Запад ищет их вне советских границ. Не получается переворот, пусть будет внешняя агрессия[288]. НСДАП во главе с Гитлером приходит к власти. Однако, получив поддержку Запада, восстановив Германию и усилив ее путем аннексии Австрии и Чехословакии, Гитлер решает перестать быть «инструментом» западной политики. Вместо того чтобы вместе с поляками атаковать СССР, понести огромные потери и перестать быть силой, фюрер решает начать еще более сложную дипломатическую игру. Он хочет лишь одного: стать равным. Германия должна наряду с Англией, США и Францией решать судьбы мира.

Как бы вы отнеслись к тому, что ваша собака решила стать «равной» вам и хочет сидеть за столом, а не под ним? Отрицательно. Вот и те, кто создавал Гитлера как «чужие руки» для решения своих задач, отнюдь не пришли в восторг от таких желаний фюрера. После захвата Германией в ночь с 14 на 15 марта 1939 года остатков Чехословакии начинается резкое охлаждение отношений с Лондоном, Парижем и Вашингтоном[289]. Причина не в нарушении Гитлером Мюнхенского соглашения, а в том, что фюрер сделал после этого. Германия не включила в свой состав территорию Закарпатской Руси, которая сегодня называется Закарпатской Украиной, а передал эту территорию Венгрии, в состав которой она входила до Первой мировой войны. Почему это было так принципиально недопустимо для западных политиков? Потому что наличие «двух Украин» в составе СССР и Рейха давало бы повод для войны.

Вспомним, что сказал на XVIII съезде ВКП (б) И.В. Сталин, который коротко и ясно обрисовал суть происходящего: «Или, например, взять Германию. Уступили ей Австрию, несмотря на наличие обязательства защищать ее самостоятельность, уступили Судетскую область, бросили на произвол судьбы Чехословакию, нарушив все и всякие обязательства, а потом стали крикливо лгать в печати о «слабости русской армии», о «разложении русской авиации», о «беспорядках» в Советском Союзе, толкая немцев дальше на восток, обещая им легкую добычу и приговаривая: вы только начните войну с большевиками, а дальше все пойдет хорошо. Нужно признать, что это тоже очень похоже на подталкивание, на поощрение агрессора.

Характерен шум, который подняла англо-французская и североамериканская пресса по поводу Советской Украины. Деятели этой прессы до хрипоты кричали, что немцы идут на Советскую Украину, что они имеют теперь в руках так называемую Карпатскую Украину, насчитывающую около 700 тысяч населения, что немцы не далее как весной этого года присоединят Советскую Украину, имеющую более 30 миллионов, к так называемой Карпатской Украине. Похоже на то, что этот подозрительный шум имел своей целью поднять ярость Советского Союза против Германии, отравить атмосферу и спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований… Можно подумать, что немцам отдали районы Чехословакии как цену за обязательство начать войну с Советским Союзом, а немцы отказываются теперь платить по векселю, посылая их куда-то подальше»[290].

Тут и Польша по команде кураторов занимает резко антигерманскую позицию. Выбор у фюрера невелик: либо вернуться «в сценарий» и в 1939 году вместе с поляками атаковать Советский Союз, либо разгромить поляков и вновь начать «проситься за стол». Гитлер решает устранить Польшу, которая демонстрирует, что, будучи управляемой из Лондона, в любой ситуации она легко пожертвует отношениями и договорами с Берлином. Еще раз заметим, что Гитлер отдал приказ разработать самый первый план удара по польской территории только 1 апреля 1939 года и готов этот план «Вайс» был только к середине апреля 1939 года[291]. То есть до резкого изменения позиции Варшавы у Берлина не было никаких планов атаки польской территории, которые появились менее чем за полгода до начала военных действий 1 сентября 1939 года.

Далее, после разгрома поляков, Гитлер планирует договориться с Западом на новых условиях. Фюрер не верил, что Лондон и Париж вступят в войну ради Польши. Однако действия Запада и Парижа оказываются тоньше и изящнее: Франция и Англия объявляют войну Германии. Но… не воюют и полякам никак не помогают. Их расчет строится на том, что немецкая армия «с колес» начнет войну с русскими прямо на территории Польши. Стараясь вернуть фюрера к плану войны с СССР, никакой военной активности со стороны Великобритании и Франции не происходит. На Западном фронте идет так называемая «странная война». Никто не стреляет, никто не атакует. Солдаты обеих сторон играют в футбол. Идет политическая, а не военная игра. Гитлер это понимает, и через две недели после окончания польской кампании, 6 октября 1939 года, публично выступает… с мирными предложениями: «У Германии нет никаких претензий к Франции… Я даже не буду касаться проблемы Эльзаса и Лотарингии. Я не раз высказывал Франции свои пожелания навсегда похоронить нашу старую вражду и сблизить эти две нации, у каждой из которых столь славное прошлое… Не меньше усилий посвятил я достижению англо-германского взаимопонимания, более того, установлению англо-германской дружбы. Я никогда не действовал вопреки английским интересам… Даже сегодня я верю, что реальный мир в Европе и во всем мире может быть обеспечен только в том случае, если Германия и Англия придут к взаимопониманию»[292].

Гитлер словно уговаривает невидимых собеседников из Лондона и Парижа, объясняет им свою позицию еще раз и пытается повлиять на их решение: «Зачем нужна эта война на Западе? Для восстановления Польши? Польша времен Версальского договора уже никогда не возродится… Бессмысленно губить миллионы людей и уничтожать имущество на миллионы же для того, чтобы воссоздать государство, которое с самого рождения было признано мертворожденным всеми, кто не поляк по происхождению. Какие еще существуют причины? Если эту войну действительно хотят вести лишь для того, чтобы навязать Германии новый режим… тогда миллионы человеческих жизней будут напрасно принесены в жертву… Нет, эта война на Западе не может решить никаких проблем…»[293]