не притащил бы к нам вампира, а вампирша не стала бы таскаться за стервятником.

Помолчав, осторожно спросила:

— Слушай, а банальные люди у вас тут водятся?

Фея замерла, повернула голову ко мне и высказалась:

— Откуда?

Я пожала плечами.

— Люди вымерли, — Руш обессилено откинулась на подушку. — Самая недолговечная раса. Теперь вымираем мы. Более восьми сотен лет назад вампиры замедлили этот процесс, в связи с чем у них привилегии в Изнанке, но факт остается фактом – на сто умерших рождается один ребенок. Поэтому князья — неприкосновенны.

— Ииизвини, что? — нервно переспросила я.

Руша медленно повернула голову, посмотрела на меня потухшими зелеными глазами и с трудом, но выговорила:

— Вампирские князья возвращают жизнь. Этот дар только у них. Никакая иная магия не способна вернуть из мира мертвых, а князья — могут. К сожалению, только живые. К еще большему сожалению — они не слишком любят данный процесс, и редко спускаются в Изнанку. На сегодняшний день оживления ожидают более сотни недавно погибших.

Я вспомнила рассказы доктора Савадж и уточнила:

— На воскрешение где-то месяц?

— Да, — Руша говорила с трудом, словно каждое слово причиняло ей мучительную боль. — Так ты княгиня?

Замявшись, уклончиво ответила:

— Не уверена.

— Никто не уверен, — Руш закрыла глаза. — Но вчера ты оживила кладбище, которому сотни лет, и не затратила на это ни единой единицы магии моих артефактов. Мне просто интересно как?

Тот самый момент, когда, кажется, пора поговорить о боге.

— Я свидетель Иеговы, — пробормотала невпопад.

— Ничего не поняла, — призналась Руш.

И на этом перестала подавать признаки жизни.

Лежа на постели в окружении порхающих бабочек и встревоженных птичек, я посмотрела на феечку и подумала «Господи, пожалуйста, пусть она живет».

— Не нужно меня оживлять, — пробормотала фея.

— Ну ладно, как скажешь, — не стала спорить я, тем более что вообще не сработало и выглядеть лучше полутрупик крылатой наружности не стал.

И тут в окно влетел вестник.

Разогнав к чертям всех бабочек, он завис надо мной, ожидая, пока я возьму послание угрожающе-черного цвета. Мне послание брать не хотелось, но вестник настаивал, даже шипеть чем-то умудрился, пришлось брать.

Письмо началось со слов: «Феечка ты моя!»

Психанув, дотянулась до ручки, лежащей на тумбочке, и прямо там и написала:

«Не твоя!».

Далее Даркан повествовал о следующем:

«Умудрилась поднять кладбище силой молитвы?»

Из вредности приписала рядом «Нет, силой любви. Моя любовь к Навьену безгранична, и я решила поделиться ею с миром».

А вот потом было не до шуток:

«Я в курсе, где ты. Подстава со второй феей не сработала, твой новый шеф зря старался. Теперь по нашим делам — Навьен схвачен. Валиант сбежал. Мне потребуются сутки на то, чтобы поднять убитых демонов из клана Взывающих — это цена демонов за освобождение Навьена. Не высовывайся из участка стражи хотя бы один день. Я успел вмешаться вчера, но в течение этих суток буду занят. Береги себя, карма моя ходячая».

То есть вампиров вчера оживила не я…

Даже обидно как-то стало.

И то, что меня так быстро нашли — тоже не обрадовало.

И тут Руша поднялась, пошатнулась и странно на меня посмотрела.

— Что? – напряженно переспросила я.

— Мне… мне лучше, — явно не веря в то, что говорит, прошептала фея.

Подняла руку перед собой, потом вторую. Затем сделала приседание. Выпрямилась. Нахмурилась. Снова посмотрела на меня.

— Как ты это делаешь? — был ее следующий вопрос.

— Силой молитвы, — по-моему, идеальная отмазка.

Руш медленно опустилась на ковер, заняв кажется ее излюбленную позу лотоса, и спросила:

— Научить сможешь?

Да чему ж тут учить?

— Отче наш, иже еси на небеси…

— Подожди, я запишу! — Руш подскочила и бросилась к тубмочке, вернувшись обратно плюхнулась на пол, раскрыла блокнот, приготовила карандаш и воззрилась на меня в алчном ожидании продолжения.

А я, хоть убей, дальше ничего не помнила.

— Ну! — нетерпеливо потребовала фея.

— Бог есть любовь¸- выдала моя память.

— Правда? — переспросила Руш.

— На сто процентов, — я села на кровати, расстроено констатировала помятость моих тонких крылышек и попросила: — Позови Гродара, пожалуйста.

***

Изменения в моей внешности происходили под строгим присмотром шефа Сайнхора. Белые волосы заменили на золотистые, черные глаза на сине-зеленые, феечкость мне оставили, крылья правда изменили на зеленые, а мне прежние как-то больше нравились.

Когда со всем было закончено, шеф спросил только одно:

— Работать будешь, или отлежишься один день?

Учитывая полученное от Даркана письмо, я догадывалась, что это мог быть мой последний день, а потому с энтузиазмом отнеслась к идее вернуться к работе.

32

Я грызла яблоко, стоя у окна в допросной, и делала вид, что я тут вообще мимо проходила и особо не при делах.

Сайнхор и Комдор вели допрос, причем зеленокожий громила Комдор, иногда срывающийся даже не на крик, а на рев, играл доброго полицейского, а Сайнхор, хоть и молчал, почему-то выполнял роль злого полицейского.

Через стальной и ко всему прочему покрытый серебряными рунами стол сидела… девочка. Лет ей было десять-двенадцать на вид. Худенькая, маленькая, стройненькая, тощенькая, с огромными глазами, темными стриженными под каре волосами, белой почти фарфоровой кожей и маленькими аккуратными алыми губками на бледном идеальной формы личике. На девочке была форма какого-то учебного заведения, если я правильно поняла, а еще она превосходно умела… врать.

— Ничего не слышала. Спала. Я всегда по ночам хорошо сплю, нам ведь дают таблетки, — вещала дрожащим от слез голосом девочка.

Со стороны все выглядело примерно так — двое стражей схватили скромную забитую жизнью сиротку, притащили в участок и собираются повесить на нее, невинную, все преступления разом.

Продолжая жевать яблоко, я оттолкнулась от окна, подошла к шефу, Сайнхор двинул плечом, позволяя мне прочесть дело «маленькой беззащитной невинной десятилетней девочки».

И я чуть яблоко не обронила, вместе с надкушенным куском.

Невинной маленькой девочке было четыреста семьдесят лет! Уголовница со стажем — убийства, массовые убийства, подлоги, мошенничества, грабежи, снова убийства. Снова посмотрев на «дите», я не сдержалась и воскликнула:

— Да быть этого не может! Тут какая-то ошибка!

Шеф глянул на меня, затем на Комдора и ему приказал: