— Очарование десятого уровня впустую, — сквозь хохот, утирая навернувшиеся слезы, проговорил оборотень, пытаясь выпрямиться. — Хогвейн, это все, это старость, смирись, друг.

Остальные оборотни ржали, даже не предпринимая попыток это скрыть. Фейри же словно каменели и леденели, казалось, даже дышать перестали, но в воздухе определенно несло ледяным бешенством. Ну и я так подумала, что на рожон лезть не стоит, и пошла поближе к оборотням. Встала, невозмутимо сделала вид, что я тут с ними с самого начала стояла, и вообще мы банда.

Тигропохожий же, подошел, хлопнул по плечу, как своего, и тихо сказал:

— Ты подожди, это же лорд Хогвейн, он до пятнадцатого уровня может. Готовься.

И тут в воздухе отчаянно запахло ландышами.

Я повернулась к фейри. Он стоял, все так же в окружении своих, но парочка разделявших нас, так сказать убралась с дороги, позволяя главному произвести убойный и прямой удар харизмой пятнадцатого уровня. И харизмы хватало! В лицо фейри словно дул легкий ветерок, идеальные волосы стали еще идеальнее, глаза напоминали два омута, в которые хотелось рвануть и нырнуть с разбега, не лишенные выразительных мускул плечи стали еще выразительнее, а еще этот запах…

— Возле моего дома жила одна старая древняя вконец бабка, у нее духи были вот прямо как эти, — доверительно сообщила я оборотню. — И воняло так, что все в округе точно знали, когда она на прогулку вышла.

Оборотни всхлипнули, а затем ржач раздался такой, что земля затряслась. Нет, я не стала рассказывать, что у этой бабки одеколон «Майский ландыш» был не просто так, бабка вообще фронт прошла и просто так на мякине ее было не провести, а одеколон она использовала для того, чтобы все окресные коты знали — пришла еда. На «кис-кис» у бабули сил уже не хватало, она после лестницы с час на лавке сидела, пытаясь отдышаться, вот и придумала способ. Коты оказались существами понятливыми, сигнал усвоили сразу. Мы тоже, поэтому присоединялись к кормежке таща кто что мог из холодильников. Чудесное было время. Но самый эпичный бабкин выверт был даже не с «Майским ландышем», бабуля — капитан милиции в отставке, лихо обдирала мошенников всех мастей. Именно черные риелторы, сами того не подозревая, обеспечивали едой все питомники вокруг. Бабуля умудрилась «продать квартиру» раз пятьдесят, все время оставляя мошенников с носом, а себя с наличными.

В детстве я хотела, когда состарюсь, стать вот такой бабкой. Реальная мечта была, часто поддерживала в любых жизненных трудностях.

— Слушай, а ты специально делаешь вид, что на тебя не влияет, или как? — поинтересовался коллега тигриной наружности.

— А? — переспросила я. — Прости, задумалась. Просто хорошая была бабка, мне ее иногда не хватает.

На этом заржали даже вампиры. Смех у них был гораздо более сдержанный, чем у оборотней, но расхохотались все, в то время как от фейри кажется, вполне отчетливо послышался скрежет. Надеюсь, у них тут есть стоматологи.

И тут шеф крикнул:

— Каи, руку!

Я, конечно, удивилась, почему «руку» а не «веревку», потому как у нас были заготовлены четыре штуки, привязанные к крепежам и столбам, но сказано-сделано.

Рванув вперед, я подхватила одну из веревок, на бегу обматывая руку, и поступила абсолютно правильно — сама шефа я бы не вытащила, а без меня Сайнхор выбраться бы не смог. Падальщик тащил два трупа и одно живое тело. И выглядел при этом шеф жутко до одури — серое покрытое словно пергаментной кожей тело, излишне длинные руки-крюки, шея по птичьи длинная, вместо рта снова пасть с сотнями острых зубов. И тело при этом мерзко-прохладное, как чешуя какая-то по ощущениям, но я ухватила Сайнхора за руку, он подтянул тело, зашвырнул трупы и доходягу наверх, на берег, а после этого с рычанием, обезумевший, кинулся на меня, обрастая тленом.

Не знаю, каким образом я не разжала руку.

Вероятно причина в том, что я все-таки человек, и я разумом понимала, что это шеф, пусть и местный, но все-таки коллега. Возможно потому, что чувствовала свою ответственность. А может у меня просто был шок, я не знаю, но хватку я не разжала. Зато поняла, почему он говорил, что никто никогда не подал бы руку падальщику.

Вторым рывком Сайнхор выпрыгнул на берег, и почти сразу утянул меня за собой, чтобы кинув на землю, нависнуть, рыча и едва не истекая слюной. А вот все остальное у него истекало – одежда, кожаная веревка которой был привязан шеф, когда начал спуск, обувь, перчатки… Оно все осыпалось тленом. И я так понимаю, если бы Сайнхор попытался воспользоваться веревкой, чтобы выбраться… веревка бы его не спасла, обратившись прахом.

— Совсем хреново? — спросила я у чудовища, нависающего надо мной, практически распятой на, между прочим, далеко не мягкой земле. Тут осколки каменные везде были, больно в спину впивались.

Шеф зарычал. Жутко так, аж до костей пробрало, а затем все же слез с меня. В смысле не то, чтобы он на мне валялся, но его конечности пришпилили как бабочку к стене, наверное, не пройди я весь тот ад, что пришлось пройти по вине Даркана, я бы заорала. Или испугалась. Или впала в панику. А так… Просто за шефа волновалась.

— Убивать умеешь? — все еще рыча, спросило чудовище.

— Естественно, — мрачно призналась я.

Кивок и Сайнхор кинулся на одного из трех — стремительно трансформирующегося фейри. Трансформировался фейри определенно в зомби, потому как покрывался зелеными пятнами, и ни один из сородичей к нему даже не приблизился. Сайнхор убивал сам. Грыз, терзал, разбирал на составные части.

Оборотень, единственный из живых, тут же оказался в распоряжении фейри, и они его, несмотря на всю свою надменность, принялись лечить одним групповым сеансом. Шестеро стояли, протянув руки и словно ловя на радары тепло солнечного света, а седьмой, тот что фотошопился тут, опустившись на одно колено, шептал что-то себе под нос, держа ладони над грудью оборотня, где груди видно было мало, а вот крови много.

Мне же достался вампир.

Его шеф закинул максимально далеко, и вампир повредился при падении, но все равно встал и теперь медленно, но верно, шел прямиком ко мне и Сайнхору. Вампиры держались в стороне, помрачнев разом, оборотни приготовили оружие, но стрелять никто не торопился. Я поняла, что придется мне.

Первый выстрел из арбалета — и болт застрял в