Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николас с усилием оторвался от нее.
– Милая, не бойся. Клянусь, на этот раз я подарю тебе наслаждение.
Одной рукой обнимая Элис, другой он через голову стянул ее тонкую, как паутинка, сорочку. Элис оказалась совершенно нагой.
– Не думаю, что у меня получится, – простонала она.
Он привлек ее в свои объятия.
– Очаровательная Элис, позволь мне любить тебя, – прошептал он. – Закрой глаза.
Николас провел по ее телу дрожащими руками, накрывая ладонями груди, лаская и приводя в возбуждение ее соски, затем слегка раздвинул ее ноги. Когда Элис застонала, Паллиадис отстранился от нее и поднялся.
Полуоткрытыми глазами Элис наблюдала, как он торопливо снимает с себя оставшуюся одежду, бросая ее на пол. Его обнаженное тело было необычайно стройным и в то же время таким сильным и мускулистым, таким мужественным! Он снял трусы, обнажив свою мужскую мощь.
Элис вздрогнула, когда он опустился рядом с ней на кровать.
– Ты хочешь меня? – прошептал Паллиадис, привлекая ее в свои объятия. – Тише, тише, – он почувствовал ее сопротивление. – Я просто лягу рядом с тобой и засну, если ты этого пожелаешь.
Элис с трепетом поняла, что, несмотря на страстное влечение к ней, Николас сделает так, как она попросит. Поддавшись искушению, она обвила руками его плечи.
– Я хочу тебя, – прошептала она.
– Слава Богу! – Он прижал ее к своему теплому телу, в порыве страсти целуя ее лицо, шею, плечи.
Элис погрузила пальцы в его густые волосы, чувствуя восторг и удивление. В тот момент, когда он коснулся ее влажной чувствительной плоти и осторожно и дразняще проник в ее глубь, она громко застонала и тут же почувствовала на своих губах его страстный нетерпеливый поцелуй. Неужели в этом мире было что-то нежнее, сладострастнее и… разрушительнее его ласк?!
– Николас! – вырвалось у Элис.
Единственным ответом ей был победный возглас. Он поднял ее на пик мучительного безумного желания, а затем низверг обратно, качая в своих объятиях, пожирая глазами ее спутанные огненные волосы, припухший от поцелуев рот, упругие груди с нежными розовыми сосками.
– Ну, этого ты хотела? – Он улыбнулся.
– Николас! – Голова Элис шла кругом.
– Ты тоже должна любить меня.
Он взял ее руку и прижал к напряженному члену, и она ощутила его, сильного, горячего, ждущего ее ласки. Когда ее пальцы стали неловко двигаться, Паллиадис судорожно глотнул ртом воздух:
– Осторожнее, Элис!
Элис убрала руку, сейчас ей хотелось совсем другого.
– Пожалуйста, Николас!
Он наклонил над ней голову, волосы упали ему на глаза, лицо горело.
– Ты же не враг мне, правда? – шепотом спросил Николас.
– Нет, – откликнулась она, – я не враг тебе.
Это была правда.
Он склонился над ней и раздвинул ее ноги. Его губы дрожали, когда он прижался к ее рту. Медленно, с мучительной осторожностью, Николас вошел в нее.
Когда Элис напряглась, сжав пальцами его плечи, он замер.
– Ш-ш-ш, это сейчас пройдет, – едва слышно прошептал он. – Прошу тебя, дорогая, позволь мне самому это сделать.
Однако Элис уже не могла остановиться. Натиск его плоти внутри ее порождал сильное, опаляющее желание, становившееся все более ненасытным. Она попыталась отпрянуть, затем конвульсивно с силой прижалась к нему, ощущая жгучую боль. Элис закричала, сплетая руки и ноги вокруг его тела в сильнейшем порыве страсти.
Реакция Паллиадиса оказалась столь же неконтролируемой. Изо всех сил сжав Элис в своих объятиях, он начал с бешеным напором врываться в нее. Его дыхание стало частым и прерывистым.
Они одновременно достигли пика наслаждения. Элис услышала глухой стон в тот момент, когда Паллиадис, содрогаясь, излился в нее.
– Боже мой, Боже мой! – все еще сотрясаясь в последних судорогах облегчения, повторял он. Затем потянулся к Элис, желая успокоить ее. – Ведь я не сделал тебе больно, правда?
Элис никак не могла перевести дыхание. Она посмотрела в его черные глаза. Их дикое выражение смутило ее.
– Ты в порядке? – со страхом спросила она.
– Только не после этого! – Паллиадис уткнулся лицом в ее плечи и хрипло засмеялся. – Элис, ты сводишь меня с ума!
Элис приподняла голову, чтобы взглянуть на него, но увидела лишь его кудрявую черную макушку. Прежде она никогда не слышала смеха Николаса Паллиадиса.
По ее телу прокатывались волны наслаждения. Возникло ощущение, что оно – влажное от пота – не принадлежало ей. Что за неописуемое ощущение! Николас подарил ей это чудо, изумленно думала она. Он был ее первым, единственным любимым. Она нежно провела рукой по его черным волосам.
Невероятно! Элис накрутила мягкие кудри на палец. Она подцепила этого мужчину, рассчитывая использовать его как орудие открытого неповиновения, а оказалось, что сама попала в сеть его страсти.
Завывания ветра, доносившиеся с Сены, вернули ее к реальности.
– Рождество, – удивленно пробормотала она.
Она даже не заметила, что произнесла это вслух. Николас пошевелился, и Элис поудобнее устроилась в его объятиях. Рука Паллиадиса легла на ее грудь и погладила сосок нежными расслабленными пальцами.
– Нет, вот это Рождество, – довольно прошептал он.
Когда она проснулась, на улице серел рассвет. Николаса рядом с ней не было. Но на подушке, где недавно покоилась его черноволосая голова, лежала маленькая бархатная коробочка.
С упавшим сердцем Элис потянулась к ней и дрожащими пальцами открыла крышку. Знакомые ужасные серьги подмигнули ей из футляра, мерцая маленькими желтоватыми бриллиантами, на этот раз обрамлявшими очень крупные и дорогие изумруды.
Элис откинулась на подушку, прикрыв глаза ладонью. В этом мире абсолютно все имело свою цену.
Джек Сторм взял со стола два наброска Жиля Васса, предназначенных для «Бала Белых Птиц». Всего Жиль разработал семнадцать моделей, в которые вложил всю свою фантазию.
Каждый из рисунков изображал фигуру полу-человека-полуптицы в облаке кружев.
– Ну как, – спросил Джек, глядя на сидящих за столом для совещаний, – получили мы то, чего хотели, или нет?
Кэнденс Добс бросила взгляд поверх своих очков, опасаясь первой высказывать свое мнение.
– Жиль такой авангардист! – уклончиво пробормотала она.
– Думаю, это победа, – Питер Фрэнк сказал именно то, что желал услышать Джексон Сторм.
После рождественских праздников это был первый сбор нью-йоркской команды. Кэнденс Добс, секретарша Джека Трини, Питер Фрэнк и Брукси Гудмап, женщина из парижского агентства и представительница принца Алессио, сидели в новом сером с розовым конференц-зале на втором этаже Дома моды Лувель, оценивая работу Жиля Васса.