Мистер Торнтон подождал, пока оба они, миссис Осман и мистер Соубридж, почтительно кивнули.

– В таком случае объявляю пятнадцатиминутный перерыв, после которого, мистер Каусон, я надеюсь, мы услышим от вас о событиях следующего дня и, собственно, о несчастном случае.

Происшествие, на которое намекала Руфь Мотт, до сих пор вызывало у Шона мучительные воспоминания. 14-летняя Рози, приехав домой на каникулы, услышала, как мать распекала его за измену. Гейл узнала о Мартине и потребовала, чтобы Шон сделал выбор, с кем он хочет остаться. На тот момент Шон еще не был готов к какому-то решительному шагу, но жена приперла его к стенке, не дав собраться с мыслями, так что он просто соврал ей. Он поклялся, что ничего такого не было, что это все сплетни, и пусть он в прошлом валял дурака со всякими девчонками, но в данном случае у нее просто паранойя.

Гейл очень хотелось поверить ему, и она пошла на примирение. Она успокоила Рози, спустившуюся к ним в слезах и беспомощно стоявшую между ними, и сказала, что ошиблась насчет папы. Рози расплакалась от облегчения, и два или три дня Шон вел себя как примерный семьянин, демонстрируя жене и дочери пылкую любовь. А затем Рози услышала, как он говорил по телефону совсем другим тоном с Мартиной, которая постоянно названивала ему.

Рози слышала, как он извинялся и оправдывался перед любовницей. Запомнив время очередного звонка, она улучила момент и подсмотрела номер в телефоне отца. Кто-то из ее знакомых отследил местоположение абонента, звонившего из городского офиса, после чего, и это Шон узнал позднее, Рози, вместо того чтобы встретиться с друзьями в Лондоне, как она сказала родителям, направилась в офис к Мартине, прикинувшись курьером, и доставила ей конверт. Она сказала, что должна услышать ответ, и смотрела, как Мартина вынимает из конверта свадебные фотографии Шона и Гейл, семейные фотографии Шона с Гейл и Рози, сделанные на прошлых каникулах, и Шона с Рози и котом Гарольдом у телевизора.

– Оставь мою семью в покое! – выкрикнула Рози ей в лицо.

Затем она быстро засунула фотографии в конверт и убежала, прежде чем ее успели схватить охранники. В растрепанных чувствах она отправилась к Руфи Мотт. Руфь поддержала ее храбрый поступок, дала выплакаться и оставила у себя на два дня. Это стало началом конца для Шона и Гейл, и, поскольку он не мог винить свою дочь в собственной лжи, он стал винить Руфь Мотт. Как винила ее и Гейл в течение еще нескольких лет, до тех пор, пока стало невозможно закрывать глаза на неверность Шона.

На скамейке у стены прибавилось журналистов. Шлёп-Шлёп была вынуждена подвинуться ближе к краю, уступая место репортерам, которые проверяли почту и отправляли тексты до последнего момента, пока не началось заседание. Шон заметил, что у всех журналистов имелись ксерокопии подробной карты Мидгардфьорда с вкладкой карты Шпицбергена меньшего масштаба. Такие же ксерокопии были у сидящих на первых двух рядах адвокатов и родственников. Шону тоже дали карты, они лежали на стойке. По просьбе мистера Торнтона он продолжил свой рассказ о трагическом путешествии.

– Из «Полярной мечты» после завтрака нас забрал Дэнни Лонг, и мы полетели на «Мидгард». Настроение у всех было приподнятое, бодрое. Вилла смотрелась великолепно, и наблюдать оттуда за солнечным затмением было просто потрясающе…

Дэнни Лонг рассыпался в извинениях. Шон заверил его: всегда лучше знать, что должны нам, а не мы, и это был первый раз, когда офис губернатора обратился к ним за помощью и наверняка остался доволен результатом. Дэнни Лонг подтвердил, что они могли гордиться работой персонала виллы. Их 12-местный «Дофин» налетал почти 500 километров, доставляя злополучных английских туристов, перебравших на вечеринке, с места происшествия в Лонгйирбюэн. Лонг заверил Шона, что никто, кроме него, не садился за штурвал и не мог узнать о дополнительных функциях вертолета. Он добавил, что все сотрудники были рады возможности проявить себя.

Забравшись в вертолет, все надели наушники и пристегнули ремни безопасности. Кингсмит занял переднее сиденье рядом с Дэнни Лонгом, несмотря на недовольство Рэдианс. Она также была обучена управлять вертолетом, но все, включая Тома, моментально отказались от ее предложения показать им свои навыки.

Находясь в воздухе, почти никто не разговаривал. Том, погруженный в свои мысли, смотрел на бледно-голубые горы. Из Лонгйирбюэна они полетели на северо-восток через Ис-фьорд, отклонившись вправо над российским поселением «Пирамида», чтобы Шон с Кингсмитом могли увидеть новые постройки. Темпы и масштабы работ впечатляли. Или, как сказала бы миссис Ларссен, вселяли беспокойство.

Они продолжали следовать на север над большим ледником Миттаг-Леттербрин, а затем над его дельтой и стальными водами Вийдерфьорда. Мартина и Рэдианс фотографировали неровные и слоистые силуэты гор, разноцветные плавно изгибающиеся напластования, напоминавшие доисторический мраморный торт.

– Это единственное место на Земле, где можно на наглядных примерах изучать геохронологию, – проговорил Том по бортовой связи. – Каждый из слоев соответствует примерно двум тысячам миллионов лет.

– Замечательная цифра, – произнес Кингсмит. – Продолжай.

Шон расслабился, слушая, как Том, теперь с одобрения старшего, дав волю своей страсти к геологии, рассказывал им обо всем, что было видно из вертолета: о кластах и тиллитах, гляциофлювиальных моренах, залежах растительных окаменелостей и ископаемых динозавров, сквозь которые панцирные рыбы плыли через вечность, пересекая девонский, силурийский, ордовикский, кембрийский периоды…

– Его нужно записывать, чтобы потом включать при каждом перелете, – воскликнул Кингсмит, когда Дэнни Лонг сделал крен, чтобы показать им мерцающую зеленым ленту скал, на которую указал Том. – Это как поэзия – непонятно, но звучит чарующе. – Он обернулся, чтобы видеть Тома. – Вы с доктором Мотт могли бы читать лекции дуэтом: она про китов, ты про скалы…

– Вроде развлекательной программы на два акта? Джо, если это все, зачем я был вам нужен…