Выслушав перевод Яцко, оба брата в ответ на грозное предостережение дружно закивали и заулыбались.

— Вставать рано не рекомендую, поскольку к занятиям приступим после обеда. Куда пошли?! — рявкнул он. — А арбалеты? Я, что ли, буду их таскать?! Дедовщину в армии никто не отменял. Да чтоб несли бережно и глядите мне, не раскурочьте по дороге! — крикнул он вдогон и, прищурившись, посмотрел на солнце.

Огромный багровый диск низко свисал над близлежащим лесом, но еще не коснулся его нижним краем. Получалось, до вечерней трапезы у него в запасе имеются пара часов, а то и целых три. Довольно кивнув, Петр выждал, пока все трое не скроются за дверью, воровато оглянулся по сторонам, не видит ли кто, и взял в руки прислоненное к стене копье. Взвесив его в руке, он уважительно покачал головой, примерился поудобнее и с силой метнул в противоположную стену. Копье воткнулось в бревно, но в следующее мгновение, качнувшись, упало на снег. Сангре досадливо поморщился и повторил бросок, правда, с тем же результатом. Услышав позади смущенное покашливание, он резко обернулся. Оба жмудина и Яцко уже стояли позади. Но если лицо толмача было невозмутимым, то Локис выглядел явно разочарованным своим командиром. Впрочем, и Вилкас тоже.

— Это у меня от недосыпа, — хмуро пояснил Сангре и поплелся наверх.

Увы, но его заветному желанию поспать перед ужином так и не суждено было сбыться — снова вмешался Улан. Стоило Петру завалиться на постель и устало закрыть глаза, как он услышал недовольный голос друга:

— Ну сколько можно? Ты прямо как сурок какой. Давай, давай, поднимайся. Мне Вальтер столько всего наговорил, хоть стой, хоть падай…

Сангре недовольно приоткрыл один глаз и назидательно проворчал:

— Считай, я упал. Дабы не рухнуть вторично, предпочитаю выслушать лежа.

— Ну ладно, — миролюбиво согласился Улан и таинственно начал: — Тогда так. Началось все под рождество…

Новости оказались и впрямь прелюбопытными. Подремать под них, как втайне от друга вознамерился Петр, нечего было и думать…

Как выяснил Улан, Вальтер совсем недавно служил в другом замке, Мариенбурге, считавшемся столицей Тевтонского ордена. Именно туда минувшим летом прикатили четыре монаха. Двое были доминиканцами: фра Пруденте Перес и фра Луис Эспиноса. С ними прибыл некий францисканец Сильвестр, надоедливо пытающийся продать огромную кипу индульгенций, привезенную им с собой в увесистом сундучке. Четвертый был молчаливым, огромного роста и весьма неприятным на лицо человеком, но его имени Вальтер не запомнил и к какому он принадлежит ордену тоже не понял.

Однако последние двое были так, сопровождающие, не более, а касаемо двух первых… Как ни удивительно, они оказались… инквизиторами, прибывшими из Арагона и желающими забрать с собой бывшего тамплиера Бонифация Филипе де Рохас-и-Марино, обвиняемого в ереси, причем в повторной, что значительно хуже, поскольку это считается рецидивом и еретик получает куда более суровое наказание — почти всегда это костёр.

Удивительно же потому, что крестоносцы, участвующие в святом деле крещения упорствующих язычников, считаются очищенными не только от всех прошлых грехов. Пока они пребывают на этой земле и продолжают числиться участниками крестового похода, любой их грех как бы и не грех, ибо автоматически аннулируется римским папой. То есть все рыцари — и с обагренными людской кровью руками, и стоящие в ней по пояс, и залитые ею по маковку — возвращались в родные земли чистые, аки невинные агнцы.

— Вот они, двойные стандарты Европы, — не удержавшись, прокомментировал Петр и восхищенно покрутил головой. — Надо же, сколько им лет. А я-то думал, что всю эту заумь лишь в конце двадцатого века для Косово и прочих цветных революций выдумали. Получается, намного раньше, а главное — кто. Да папашка римский, чтоб ему в аду затычку в задницу вставили и три раза в день пургеном пичкали. Кстати, а что за странные приставки? Почти фрак получается. Они бы еще камзол или жилет впереди своего имени поставили.

— Обычное сокращение, от латинского фратер, то бишь брат, — пожал плечами Улан. — Ты лучше слушай, что было дальше. Оказывается, за своих собратьев рыцари стоят крепко, иначе сдали бы Бонифация как бывшего тамплиера со всеми его потрохами, а они поступили иначе, но не сразу. Сперва великий гроссмейстер ордена Карл…

— Стоп! — остановил друга Петр. — Далее по возможности без сложных кликух. Они являются неотъемлемой частью моей идиосинкразии к иностранным языкам. Ну и… без должностей тоже.

— А если без них никак? — кисло поморщившись, осведомился Улан.

— Тогда валяй, — с видимым сожалением разрешил Сангре, однако внес уточнение: — но по возможности с переводом на нормальный русский. К примеру, великого магистра можешь переименовать, скажем, в паханы…

— Исходя из свежих животрепещущих воспоминаний, — понимающе кивнул Улан, посетовав: — Как на тебя пребывание в Нижнем Тагиле повлияло, — но возражать не стал, продолжив свой рассказ.

Поначалу противодействие инквизиторам было мягким и деликатным, сводясь к уговорам великого гроссмейстера (то бишь пахана, как поправил неугомонный Сангре) повременить и во всем обстоятельно разобраться. Доводы его выглядели и впрямь убедительно. Дескать, нельзя так поступать с благородным рыцарем, прибывшем из далекого Арагона, тем более все его прошлые грехи давным-давно аннулированы, а здесь он ведет себя весьма достойно. Настолько достойно, что даже принят полноправным членом[31]. Кроме того, его арест непременно вызовет нехорошие брожения в умах остальных братьев.

На кого иного красноречие главы Тевтонского ордена, может, и подействовало бы, но братья-доминиканцы оказались к нему глухи. Привыкшие к безусловному подчинению и выполнению любых своих требований инквизиторы напомнили об обязанностях духовных и светских властей оказывать им всяческое содействие. А в заключение фра Пруденте перечислил прегрешения испанца и заявил, что его обвинили в них еще весной прошлого года, призвав явиться, дабы оправдаться. Однако прошел год, а бывший тамплиер не подумал исполнить оное распоряжение. Католик же, не явившийся в течение года на вызов, признается еретиком.

И все равно принимать на себя всю ответственность за выдачу брата-рыцаря глава тевтонов не решился и собрал по поводу столь беспрецедентного случая великий капитул. Но дальнейшие события уклонились от накатанной колеи, привычной для отцов-инквизиторов. Нет, поначалу, когда собрание едва началось, ничто не предвещало для них особых проблем. Великий гроссмейстер, указав на то, что он и сам поначалу протестовал против выдачи, но после услышанных от монахов подробностей грехопадения Бонифация осознал глубину пучины, в коей погряз молодой рыцарь, а посему… Получив слово, доминиканцы заново озвучили перечень грехов рыцаря. Крыть такое было нечем и члены капитула помалкивали, мрачно взирая на инквизиторов, к которым после разгрома своих коллег-тамплиеров относились с огромной антипатией.