– Понятия не имею, – быстро ответил Никита. – Вне сферы текущих интересов.

Он сказал неправду. Алена была в сфере его текущих интересов. Тот разговор на бульваре оставил след в его душе. Никита ждал, когда Алена позвонит, поинтересуется, как разворачиваются события. Но Алена не звонила. Он не выдержал и позвонил сам. Мужской голос, видимо отец, попросил его перезвонить минут через пять, попутно поинтересовавшись, с кем имеет честь. Никита назвался, через пять минут позвонил вновь. Тот же мужской голос предложил ему больше не звонить.

– Так это я, Никита Бородин, – растерялся Никита.

– Я прекрасно вас понял, Никита. Но Алена просила передать, чтобы вы больше ей не звонили…

Никита стал успокаивать себя мыслью, что это козни отца. К сожалению, он не знал, где работает Алена. Пришлось вновь пользоваться услугами телефона. Раза два он нарывался на отца и вешал трубку. И дома, и на работе все валилось из рук, а мысли работали в одном направлении.

Наконец однажды подошла Алена. Она долго молчала в ответ на сбивчивые фразы Никиты. Потом произнесла тихо и твердо:

– Я не могу никого из вас видеть. Никого! И не хочу!

Может, рассказать Глебу об этой истории? А что? Почему бы и нет? Все ведь из-за него одного, только из-за него…

Глеб просматривал какую-то статью в подобранной с пола книге.

Нет, решил Никита, не стоит рассказывать. Ни к чему.

– Ну… а как Марина?

– Марина? – Глеб не поднял головы. – Мы, понимаешь, женимся с ней… Точнее, уже поженились.

Никита присвистнул. Но работу не оставил.

– Правда, свадьбы не было. Да и не будет. Просто расписались, и все. Поначалу я думал вас оповестить: тебя, Аленку. Собраться, понимаешь… А потом решили, что не надо. Так все и растеклось… Слушай-ка, что пишут: «Человек может носить в себе инфекцию туберкулеза, оставаясь практически здоровым»!

Глеб швырнул журнал в картонный ящик:

– Начитаешься таких статеек…

– Ты так бережешь свое здоровье? – усмехнулся Никита.

– Следую твоему совету. Для пользы общества.

– Ошибаешься, Глеб. Я не советовал тебе. Я лишь вслух произносил твои собственные мысли. Верно? Я тоже ведь кое-что понимаю.

Никита сел в кресло.

Они сидели друг против друга. Элегантный Глеб, в темном спортивном костюме, в глухом свитере, и Никита, толстый, неуклюжий Кит, облаченный в серую больничную пижаму, в шлепанцах с дыркой у большого пальца на левой ноге.

– И вот еще что я понимаю, Глеб… Знать, где правда, – одно. А вот жить по правде – другое. Совершаем вещи, заранее зная, что они безнравственные. И все ради своих интересов… А какой душевный покой у людей, умеющих постоять за свои убеждения… Когда-то, в детском саду, мы верили в разную чепуху. В волка и козлят. И мы были счастливы. Мы открыто, смело защищали свои убеждения. Пусть наивные, но тогда они казались нам глобальными… Куда же все это девалось, Глеб?!

Глеб подошел к столу, оперся на него руками:

– Помнится, ты очень жалел, что в детстве тебя «приручали» к доброте…

Он не закончил свою мысль – отодвинул лист бумаги, извлек темно-красную книжицу паспорта.

– Ну и ну! – удивленно воскликнул Никита. – Представляешь, перерыл весь дом. Хорошо, ты пришел. Маленькая польза.

– Так знаешь, зачем я к тебе ввалился?

Никита взглянул на Глеба отсутствующим взглядом.

– Ты просил, помнишь? Для Скрипкина своего, – Глеб вытащил из кармана пакет. – Открытки с видами Ленинграда. Блок. Цветные.

– Только открыток мне тут не хватает, – пробормотал Никита, принимая пакет. – Скрипкина перевели в другой отдел. Теперь у меня в начальниках Привалов. А что он собирает, не знаю. Наверно, монеты. А монеты мне и самому нужны.

– Черт! Действительно досадно, – проговорил Глеб. – Да ладно! Отдай ты эти открытки Скрипкину. Пусть почувствует, какой он был мерзавец в отношении тебя.

– Хорошо. Отдам. Пусть почувствует, – согласился Никита.

– Так я пойду, – произнес Глеб и вздохнул.

И такое вдруг облегчение прорвалось в этом вздохе. Никита проводил Глеба до двери.

– Знаешь, Глеб… Ты больше, пожалуй, не заходи ко мне. Не стоит. Я и так буду соблюдать правила игры, будь в этом уверен. Ведь ты меня ненавидишь. И с каждым днем будешь ненавидеть сильнее. Я знаю.

Глеб нажал кнопку лифта, но не стал ждать и пошел вниз.

Лишь внизу он наконец услышал, как хлопнула дверь Никитиной квартиры.

***

Не так-то просто было разыскать ее дом.

Где-то у главного входа в городской парк, Глеб это помнил.

И был-то он там раза два, в школьные годы.

Дом он узнал сразу: узкий и высокий, он чем-то сразу бросался в глаза. На белой доске – номера квартир и фамилии съемщиков, среди которых Глеб разыскал и фамилию Павлиди.

Алена шла быстро и гасила за собой свет. Это было не совсем вежливо – Глеб едва успевал за ней в длинном извилистом коридоре.

– Послушай, я могу потеряться! – пошутил он.

Алена не ответила.

Остановившись на пороге своей комнаты, она пропустила Глеба вперед и захлопнула дверь. Возможно, она не хотела, чтобы их видел кто-нибудь из ее домашних.

– Извини, я как снег на голову. Честно говоря, не думал тебя застать. Проходил мимо – решил, дай зайду проведаю.

Алена все молчала.

Глеб сел в кресло. Зачем он врет? Ведь специальио пришел!

Комната была аккуратной, чистой. Старинный письменный стол на коротких резных ножках, лампа под фарфоровым абажуром, книги в золоченых толстых переплетах. Бронзовые подсвечники. Старинная работа…

Он мельком взглянул на Алену. Темные ее волосы перехватывала широкая красная лента. Расклешенные джинсовые брюки и пестрая кофточка эффектно выглядели на фоне всей этой старины.

– В такой комнате надо носить халат с кистями! – Глеб сердился на себя – он не мог найти верного тона.

Что-то за стеной упало, покатилось. И опять тишина.

Алена поставила стул спинкой вперед и села верхом. На ее смуглом пальце тускнел граненый крупный камень в хитросплетенном узоре кольца.

И Глеб почувствовал нелепость своего прихода. Зачем? Он и к Никите не хотел идти, а пошел. Теперь вот к Алене… Надо встать и уйти. Самое благоразумное.

– До какого класса мы учились вместе, не помнишь?

– До седьмого, – ответила Алена. – После седьмого я перешла в другую школу.

– Но ведь я старше тебя на год, а учились вместе.

– Значит, ты был второгодник.

– Я? Ничего подобного! – растерялся Глеб.