— Обязательно. Кстати, сначала я не придал этому значения, но у сенатора есть маленькая татуировка.

— Многие делают себе татуировки.

— В том числе я. Из-за кровоподтеков я едва ее разглядел. Сделана в паху.

— У него татуировка в паху?! — изумилась Ева, а Пибоди громко охнула.

— Слева от основания пениса.

Моррис надел одни очки-микроскопы, другие подал Еве.

— Проверь второго, — распорядилась она, склоняясь над трупом. — Да, теперь вижу, хоть и с трудом. Похоже на кельтские руны… Но ведь Мира — фамилия не ирландская и не шотландская?

— Скорее, арабская или индейская, но… Да, у второго убитого такая же. Та же татуировка в том же месте.

— Можешь определить, когда ее сделали?

— Постараюсь. Возьму образец дермы, исследую сам и пошлю в лабораторию.

— Что же она значит? Пибоди, сделай снимок. Нужно проверить, есть ли у нее какой-то смысл.

— Ты ближе и в очках.

В ответ Ева только закатила глаза. Она достала телефон и сделала три снимка.

— Изображение нужно увеличить и подчистить.

— Давай сделаю, — тут же вызвалась Пибоди, но Ева уже звонила своему эксперту.

— Привет!

— И тебе привет, — ответил Рорк.

— У меня короткий вопрос — вдруг знаешь. Сейчас, подожди…

Немного повозившись с телефоном, Ева отправила Рорку фотографию.

— Видишь татуировку? Кожа вся в синяках, но…

— Вижу. Как-то вечером мы с приятелями напились и решили сделать себе такую же. Кельтский символ. Означает «братство».

— Братство… Да, подходит. Почему же вы не сделали татуировку, если были настолько пьяны?

Глаза Рорка озорно заблестели.

— Не настолько, чтобы позабыть, что в определенных деловых кругах особые приметы весьма нежелательны. Если тебе больше ничего не нужно, мне пора на встречу.

— Нет, у меня все. Спасибо. Иди, купи Солнечную систему.

Ева нажала на отбой, глянула на обоих убитых.

— Братство… — повторила она.

Они с Пибоди вернулись к машине и поехали в Центральное.

— Позвони Харво — спроси, не нашла ли Королева волос и волокон чего-нибудь интересного на веревке.

Пока Пибоди звонила в лабораторию, Ева набрала номер Миры.

— Ева?

— Извините, что так рано.

— Ничего, мы уже встали. Я все равно собиралась приехать на работу пораньше.

— Мне нужно с вами поговорить.

— Сколько угодно и когда угодно. Могу сама к вам зайти.

— Это сэкономит мне несколько минут. Я должна вам кое-что сообщить: Джонаса Вайманна убили.

— Я… Мы его знали. Это близкий друг Эдварда.

— Умер той же смертью.

— О боже… Вы в Центральном?

— Скоро там буду.

— Выезжаю минут через десять.

— Можете передать трубку мистеру Мире?

— Да, конечно.

Ева услышала невнятное бормотание, шорох, и на экране появилось доброе лицо Денниса.

— Неприятная новость. Джонас Вайманн… Гениальный был экономист.

— Да, я слышала. Мистер Мира, вы не знаете, когда ваш кузен сделал татуировку?

— Эдвард? Татуировку? — В зеленых глазах Денниса отразилось недоумение. — Совсем не в его духе.

— Вы не знали, что у него есть татуировка?

— Нет. До отъезда в колледж ничего такого у него не было. Последние выходные перед началом учебного года мы провели на пляже. По ночам купались голышом, так что я бы заметил. Я иногда кое-что забываю, но такое запомнил бы.

— Спасибо, вы мне очень помогли. И еще кое-что: ваша фамилия, случайно, не кельтского происхождения?

— Кельтского? Нет. У меня есть кельтские корни по материнской линии, если вас это интересует.

— Еще раз спасибо. Как вы себя чувствуете?

Похоже, Мира поколдовала над его виском волшебной палочкой, потому что синяк был почти незаметен.

— Совершенно нормально. А вы?

— Хорошо. Передайте, пожалуйста, доктору Мире, что я буду ее ждать. Спасибо.

— Будьте осторожны. Кто-то очень обозленный не хочет, чтобы вы его нашли.

— Так и есть. До связи.

— Самый заботливый мужчина планеты, — вздохнула Пибоди.

— Еще и проницательный. Он сказал: «Обозленный». Не больной, ненормальный, опасный или жестокий, а обозленный. И он прав: главное здесь — злоба. А ты что выяснила?

— Веревка самая обыкновенная, как ты и ожидала. На теле никаких волос, кроме его собственных. Волокон тоже нет.

— Сенатора как-то протащили в дом. — Ева кивнула, живо представляя себе эту картину. — Обернули полиэтиленовой пленкой и внесли внутрь. Значит, их было, по крайней мере двое. После того что с ним сделали, сенатор наверняка слишком ослабел, чтобы сопротивляться, даже если находился в сознании. Дождаться ночи, втащить его в дом, снять пленку и привязать к люстре.

Ева въехала в гараж Центрального управления, поставила машину на обычное место и так и осталась сидеть задумавшись.

— Ужасно много возни. Гораздо легче просто избавиться от тела, но им этого недостаточно. Если они привозят изувеченного, полуживого человека в благополучный район, пусть даже посреди ночи, значит, место убийства имеет значение. Родной дом. Безопасный уголок. Зажиточный район. Наверняка это что-то значит.

— Может, безопасная и зажиточная обстановка напоминает убийцам о чем-то? Если речь о сексе, возможно, именно в таком районе все и происходило. Если же речь об изнасиловании…

— Речь об изнасиловании — вот увидишь.

— Ладно. Может, их насиловали в похожем месте?

— Возможно. Поговори еще раз с домработницей, пока я беседую с Мирой, — сказала Ева, когда они выбрались из машины и подошли к лифту. — Человек, который убирает в доме и стирает простыни, наверняка в курсе, чем ты в этом доме и на этих простынях занимаешься.

Еве внезапно вспомнился Соммерсет, но она отогнала эту мысль подальше. Как можно дальше.

— Спроси, не заметила ли она каких-нибудь признаков, что в доме на Спринг-стрит занимались сексом после смерти деда. И попроси Макнаба проверить дом и секс-робота Вайманна на тот же предмет.

— Насколько я понимаю, насильниками движет скорее жестокость и жажда власти, чем сексуальное желание.

— Ими движет и то, и другое, и третье. Если бы секс был ни при чем, он не был бы частью изнасилования.

— И все же. Секса убитые могли получить и получали сколько угодно. Оба влиятельные люди — каждый в своей сфере. Богатые, привлекательные пожилые мужчины. Если бы захотели, могли бы оплачивать услуги высококлассных лицензированных компаньонок. Зачем кого-то принуждать?