слепило рассыпанными по склону холма кристаллами, а голос Алистера равнодушно объяснял, что эти камни абсолютно бесполезны, как и я сама «вместе с моим бездарным природником».

Но солнце слишком редко показывалось в наших краях, чтобы ему было дело до моей беспокойной ночи: знай себе светило в окно, заявляя о наступлении нового дня. Пришлось вставать, умываться, одеваться и ползти вниз в надежде на кружку крепкого кофе.

Бодрящий напиток я получила прямо из рук Толика, который бодро хозяйничал на кухне.

— Пей, страдалица, пробуждайся к жизни, — он отечески похлопал меня по плечу. — Бухали вчера что ли? С экстрасенсом?

Я так фыркнула, что кофе брызнул на стол.

— Ну… не бухали, но погуляли знатно. А скажи мне, Толечка, что у нас сегодня по плану? Что-то тихо. Или смену на вечер поставили?

— Нет, они на улице все, местечко позагадочней ищут.

— И на что вам сдалась загадочность?

— Нам, Аленушка, нам. Зови его величество. Ему сегодня сон был… ну, это по сценарию так. Снился, стало быть, величеству папенька, хмурил брови, кривил лицо, ругал за разгильдяйство, — увидев, как все больше вытягивается мое лицо, Малкин с удовольствием расхохотался.

— За какое это разгильдяйство?

— Так ведь никакой рачительности и бережливости у нашего короля. Отец для него в парке наследство припрятал, артефакт заветный для… ну, это мы по ходу пьесы сообразим. Припрятал, значит, и в книге из семейной библиотеки план с местом захоронки спрятал. А книга эта у нашего величества в детстве любимая была, оттого должен он о ней сразу догадаться. Ну как, здорово я придумал? — и Толик гордо приосанился.

— Ты папенькино наследство, прямо как смерть Кащееву, замуровал. Иголка в яйце, яйцо в утке, утка в зайце… и что там еще? Сам черт ногу сломит в таких указаниях от почившего предка.

— Ты снова взялась рассказывать сказки, Алиона? — в дверях кухни стоял Джемс, отвратительно веселый.

Его «арестантский» диванчик явно был более удобным ложем, чем моя аскетичная койка.

— Я только рассказываю, а ты сейчас будешь воплощать все это в жизнь, — мстительно объявила я. — Правда, Толик?

Тот поспешно замахал на меня руками.

— Типун тебе на язык, девица, с лошадиную голову! Не пугай его велико-королевско раньше времени. Тут такое дело, Джемс: надо найти клад.

Герцог огляделся и уточнил:

— Клад? Где? И что в нем?

— Тебе папа-король наследство оставил. А чтобы никто его раньше времени к рукам не прибрал, спрятал понадежнее. Мощнейшей силы артефакт. Может перевернуть судьбу твоей империи.

— А ты уверен, — полюбопытствовал будущий кладоискатель, — Что переворачивать империю — это хорошая идея? И что это пойдет моей стране на пользу?

— Вот ведь какие вы оба! — возмутился Толик. — Не умничай! Сказано — перевернет, значит, так полагается. Я тебе больше скажу: не простой тот артефакт, должен он тебя признать по праву крови.

— Привязка на кровь? У вас делают такие сложные артефакты? — уж сколько я рассказывала его светлости про наш насквозь техногенный мир, а он все думал, что магия у нас где-то да водится.

Не так уж он и не прав был, вообще-то, но только не в этот раз.

— Ну ты сказал, — «делают», — Толик только головой помотал от Джемсовой наивности. — В нашей технической мастерской тебе что хочешь сделают. Есть там один умелец… когда не в запое, хоть макет инопланетного корабля сообразит, особенно если ему чертеж дать. Я его поймал по трезвости, схемку на коленке наваял, и готово дело — волшебная вещица у нас в руках.

Мы вежливо покивали, и герцог спросил:

— А что он может, ваш артефакт, господин режиссер?

Тут Малкин замялся и почесал переносицу.

— А это я пока не придумал. Ну, может…

— Гармонизирует разные миры между собой.

— Связывает миры.

Это мы произнесли одновременно. И оглянулись к двери, в проеме которой маячило еще одно действующее лицо.

— Вот оно как, мальчик, — Бенедикт разглядывал нас с каким-то хищным, плотоядным интересом. — Я, кажется, понимаю, что за прогулки ты совершаешь в обществе нашей хранительницы.

Что мне оставалось? Только постараться сбить господина советника со следа.

— Вот как? И что же за прогулки мы, по-вашему, совершаем? — я уперла руки в бока, мгновенно входя в образ языкатой хабалистой девицы.

Бенедикт поморщился.

— Шатаетесь по мирам, ищете Кристалл Единения. Ну и карту миров, вероятнее всего, тоже. Сомневаюсь, что вас ждет успех — уж больно безнадежное это предприятие.

— А вы не беспокойтесь, господин консультант. Консультируйте себе, и не вздумайте лезть в то, что вас не касается. Если мне понадобится ваш совет — я спрошу, но до тех пор ограничимся съемками сериала, хорошо?

Толик вертел головой от одного из нас к другому, и явно ничего не понимал.

— О чем это вы толкуете? — раздраженно спросил он наконец. — Я что-то пропустил? У вас завелись какие-то дела помимо нашего кино?

— С чего вы взяли, Анатолий? — отмахнулся советник (не будь я полностью в курсе дела — непременно бы ему поверила). — Мы, собственно, ничего и не обсуждали.

И пристально взглянул Малкину в глаза. Тот замолчал, потер лоб, неловко улыбнулся и покаялся:

— Что-то я совсем заработался. Пойду, проветрюсь, заодно посмотрю, справились они с кладом или нет.

И удалился на улицу, все еще недоуменно улыбаясь самому себе.

— Вот так, Алиона, выглядит работа сильного менталиста, — прокомментировал Джемс.

Ну и наглость! Что-то господин советник окончательно отбился от рук.

— Еще одно похожее выступление — и я закрою пути в наш мир вам тоже. Или позову на помощь тетушку. Даже не знаю, что доставит вам больше неудобств, — я злилась, и не собиралась это скрывать.

Малкин был добрым и безвредным, хотя шума от него случалось много, и я не могла допустить, чтобы с ним обращались настолько бесцеремонно. Интересно, что моя угроза возымела-таки свое действие.

— Я заботился о вас, — нелюбезно буркнул Бенедикт. — Не примени я к нему ментальное воздействие, вам пришлось бы объяснять, какие это прогулки по мирам мы с вами обсуждаем.

— Мы решим сами, желаем ли объясняться, с кем и о чем. Вы меня слышали, — угроза в моем голосе прозвучала вполне убедительно.

Потому что консультант кивнул и удалился по коридору куда-то вглубь дома.

— Скажите, какой благодетель нашелся, — продолжала по инерции кипятиться я. — Прямо отец родной!

Джемс рассматривал меня с недоумением. Так, будто увидел во мне нечто, чего до этого момента не замечал, или чему вовсе не придавал значения.

— Ты в самом деле так переживаешь за ближний круг? — поинтересовался он. — И готова ради своих на все?

— Ну, может, не на все, но на многое, — согласилась я,