Я всегда хотела стать мировой звездой, но ею не стала.

1 сентября 1968 года

У меня такая прекрасная жизнь, и я только хочу, чтобы меня оставили в покое. Если здесь начнут возводить на меня напраслину, я немедленно уеду домой.

Сентябрь 1968 года

Съёмки «Бассейна» идут совершенно без проблем. С Аленом я себя ощущаю так, как если бы это был любой другой партнёр. Это очень профессионально. Мне важно, во-первых, что роль чудесная, и во-вторых, что предстоят восемь недель жёсткой работы.

Харри всегда говорит: я не приду, если ты снимаешься, это же смертельно скучно — сидеть и смотреть, как твоя жена работает. Я это понимаю. Но он тут же явился, как только мы начали снимать с Аленом «Бассейн». С одной стороны, я жаловалась, что он слишком мало бывает со мной, а с другой стороны — я вообще не выношу, когда он тут сидит и глазеет на меня и не пропускает ни малейшего флирта. Настроение пофлиртовать у меня бывает постоянно. Это я унаследовала от своего отца. С Харри я два долгих года вообще не работала и сидела в нашей четырёхкомнатной квартире в Берлине.

30 сентября 1968 года

Наконец-то я чувствую себя уверенно, знаю, чего я хочу, и больше этого не потеряю. Ещё никогда я не была в своей работе так свободна и уверенна, как теперь.

В последние два года я и внешне стала гораздо больше самой собой, чем раньше. От одежды я теперь вообще не завишу. Мне и в голову не приходит, как было прежде, метаться от одного кутюрье к другому. Кроме того, я считаю, что время, когда следовало одеваться по модному образцу, прошло. Сегодня можно носить что угодно, лишь бы тебе это подходило. Мне больше не нравятся костюмы и вообще всё, что так канительно надевать. Теперь меня видят только в платьях и в брючных ансамблях. Важнее всего: вещь должна сидеть и быть практичной. Если много пуговиц, это приводит меня в бешенство.

Я не испытываю недостатка ни в чём. Вообще ни в чём. У меня же есть всё: муж, ребёнок, профессия.

Национальность для меня не играет никакой роли, мне нужно только моё место, с немногими людьми, кто мне нравится. Когда я после рождения Давида два года вообще ни о чём не пеклась и американцы думали: я превратилась в немецкую домохозяйку, — я была на самом деле удивлена, получив работу в кино. Сегодня нужно жить в Париже или в Лондоне, чтобы тебя не забыли. Но этого у меня и в мыслях не было. Никогда нельзя жить только ради карьеры. Очень важно это понимать: это успокаивает. Не понимать этого опасно. Но я это сообразила уже в девятнадцать лет, когда после взлёта «Зисси» меня кидало туда-сюда, как горячую картофелину.

Все эти разговоры о равноправии я просто не воспринимаю. И наоборот, считаю определённые каждодневные мелочи очень важными. Например, Харри охотно гуляет, а я этого вообще не люблю. Но собираюсь с силами и еду вслед за ним на велосипеде. Когда я не работаю, то пытаюсь, уже совершенно машинально, устраивать свой день так, как живёт мой муж.

В моём деле я нахожу просто восхитительным, что можно изобрести и воплотить некую личность, которой вообще не существует.

Для Давида я хочу только чтобы он был счастлив. Я способна помимо воспитания дать ему свободу — он в ней очень нуждается. Начинать надо пока он ещё совсем мал. У него не должно быть чувства, что он мне чем-то обязан. Он должен потом думать обо мне как о друге, с кем можно поговорить, и безразлично, какую девушку он приведёт в дом — белую или чёрную. И он никогда не должен попасть на войну. Я хотела бы, чтобы он получил основательные знания.

Я вовсе не придерживаюсь мнения, что ребёнок может воспитываться без отца. Тут действительно нужны оба. Но в то же время я нахожу глупым, что в Германии до сих пор смотрят косо на внебрачных детей. Вместо этого позаботились бы лучше, чтобы таблетки были у нас чем-то само собой разумеющимся. А папа римский их запрещает. Разумеется, я была бы против, чтобы их принимала моя тринадцатилетняя дочь, но для женщин и взрослых девушек, кто осознанно решился бы на это, я считаю это очень важным.

Вот ведь работа: «марш в бассейн, марш из бассейна!»

Ален такой милый: порой после любовных сцен он шутит, и мы смеёмся как безумные...

Харри может отвечать мгновенно, а я не способна так быстро формулировать. И просто говорю что думаю.

11 ноября 1968 года

Если бы все актёры, которые когда-то жили вместе, не снимались бы потом вместе никогда, то и фильмов больше не было бы. Я вообще ничего такого не чувствую — будто обнимаю стену. Абсолютно!

Играть сцену так, будто меня вообще нет, только роль — полное слияние.

Кампен, ненавижу это место! Всё так утомительно! Километровый марш через дюны! Тащишь с собой вещи для купания! Ветер ужасный! Плавать нельзя: это опасно для жизни! Вода ледяная! И из каждой волны торчит голая задница, а из-за каждой дюны мне навстречу выпрыгивает голый человек, которого я ни в коем случае не хотела бы видеть голым. Кошмар!

16 декабря 1968 года

Если я откуда-то приезжаю и снова вижу мост Халлензее, то делаюсь просто сентиментальной. Я очень привержена Берлину, но вряд ли могла бы объяснить, почему мне здесь так уютно.

31 января 1969 года

Премьера «Бассейна»!

Харри был со мной, thank god! Петер и Кэролайн тоже, и “le tout Paris”, и 80 фотографов, которые «расщёлкали» меня с Аленом, — ну да я 4-го back in Berlino— всё очень коротко — но я правда очень устала.

Фильм — большой успех — большой интерес — сцена убийства прошла без реакции, Ален дрожал, я не преувеличиваю. Он выглядит жалким и полностью down. Понятно! Я полагаю, могу сказать без ложной скромности (или я должна быть более скептической и сдержанной?), что я имела больший успех, чем он, — во всех рецензиях это отмечено. Купи, пожалуйста, если хочешь, все frenchгазеты, какие достанешь, и узнаешь; впрочем, мне anywayпосылают все рецензии. В следующем «Жур де Франс» я — на обложке.

Обо мне говорят: grande actrice, intelligente, souveraine, splendide et belle comme jamais avant— о люди! Не очень-то я в это верю! Я же, «к сожалению», слишком нормальная! Но я так устала...

1 февраля 1969 года Отель «Бадрут’с Палас», Санкт-Мориц

Рецензии баснословные — так здорово для меня — люди выстаивают очередь — фото в «Франс-суар», «Пари-жур», «Пари-пресс», «Ль’ Орор». В следующие дни мне передадут выручку от показа. В любом случае всё идёт наилучшим образом.

Все говорят, фильм на десять-пятнадцать минут длиннее, чем нужно. Но Жак Дере и слышать ничего не хочет, вот задница, — к тому же он имеет хорошую прессу, так что не станет ни для Германии, ни для США ничего вырезать, а нужно бы!

P. S. Все мы перетрусили — ведь никто не может быть уверен, что вдруг откуда-то из-за угла, из этой толпы зевак, какой-нибудь чокнутый югослав не выстрелит в Алена и уж точно попадёт в меня, как обычно и бывает, — а я, к сожалению, как раз не в своем «пуленепробиваемом» платье от Пако Рабанна!