Париж, февраль 1969 года

Чего я никогда не имела, так это дома, который был бы убежищем. Это мечта, и она скоро исполнится.

Париж, 2 марта 1969 года

Мне же ещё не 60 лет, чтобы пережить comeback. В большом городе я чувствую себя не очень хорошо, и лучше всего было бы поселиться в деревне. Вы знаете Гштад? Я хотела бы там купить себе дом. Если бы только мой муж меня слушал! Я уже давно пытаюсь вдохновить его на сельскую жизнь. Но он неисправимый горожанин. Он на 14 лет старше меня, и я ему полностью подчиняюсь. Я не сторонница равноправия. Я нуждаюсь в покое и защищённости моего собственного жилища, где я была бы отрезана от всего внешнего мира.

Я не знаю, кто я. Может, немножко обыватель, но не мещанка, не мелочная и не узколобая.

Делать сенсации из своей частной жизни я не люблю — действительно не люблю. И не любила, когда была совсем юной и когда это означало большую рекламу. От рекламной трескотни я просто заболевала.

Кому-то лестно быть у всех на устах? Льстить — это для меня звучит фальшиво. Это плоско и тщеславно. Как можно льстить кому-то, если он не подвержен лести? Полтора года перерыва были намеренными. Я ими наслаждалась. Мне нужны такие перерывы регулярно, чтобы потом заново себя поднакачать.

Я занимаюсь продуктивным ничегонеделанием. Забочусь о своём жилище и своём сыне. Обставляю дом. Хожу с мужем в театр. Нас навещают друзья — нам это нужно: общение, разговоры, — но мы живём очень замкнуто, не волнуясь ни о чём.

Красивый, ухоженный, устроенный дом приносит удовлетворение любой женщине. Было бы ошибкой это недооценивать. Я сама не готовлю. Нет, так далеко дело не заходит. Но я руковожу этим, и я живу по плану. Я — рациональный тип, всё должно иметь смысл. Я не могу жить вслепую, не могу вслепую тратить деньги, — возможно, это и есть моё бюргерство. Многие большие актёры и творческие люди в частной жизни были законченными бюргерами — поскольку чтобы изменить себя, нужно время.

Могла бы я отказаться от профессии? И да и нет.

Даже совсем юной девушкой я никогда не мечтала только о кино. Театр у меня в крови. Моя бабушка, моя мать, мой отец — с малых лет для меня само собой разумелось, что я стану актрисой. Но я вполне могла бы отступить, если вы так считаете, и остаться дома. Этого я не боюсь, потому что это никогда не было мне скучно.

Фильм с Аленом Делоном я сделала, потому что сценарий был блестящий. Я прочла его и согласилась. Но никогда не взяла бы сценарий, который отклонил бы мой муж. Однако он тоже был в восхищении. Роль Делона была написана ему точно по мерке.

В таких вещах всегда исходят из самого себя. Для меня это не было сенсацией. И я ничего не ждала извне. Просто я не люблю, когда вмешиваются в мою частную жизнь. Что прошло, то миновало.

17 марта 1969 года

Есть много фильмов, которые имеют успех во Франции, а в Германии вообще не воспринимаются. Были фильмы Висконти и Орсона Уэллса, которые сделали большие деньги в Англии, Франции, Италии, но только не в Германии. Почему? Мне это понятно. Французская, английская и итальянская пресса отличается от немецкой, причём весьма существенно. Там люди гораздо интеллигентнее, чем немецкие журналисты, поэтому там мои достижения оценены по достоинству.

Когда я впервые играла спектакль в Париже, то в Германии меня разгромили ещё до премьеры. Все газеты писали о «дипломатическом аппендиците», потому что пресса полагала: я не выдержу испытания сценой. И это только один пример. Вечно от меня ожидали милую Зисси, и вот теперь эту Зисси можно видеть в «ужасно рискованных» любовных сценах.

Я уже давно ушла от того, чего ожидает от меня немецкая публика: быть чистой, восторженной, наивной немецкой барышней. Немцы не желают видеть меня ни femme fatale, ни такой «секси», какой я была в одном эпизоде фильма «Боккаччо». Поколения «Зисси», которое некогда заполняло кинозалы, больше нет — оно сидит перед телевизором. Люди, которым тот образ до сих пор нравится, отнюдь не принадлежат к умному, интеллигентному слою молодых. Я уверена, что люди АРО— те, кто меня ни за что не воспринял бы как Зисси, — восхищались мною в «Бассейне», потому что это очень эротическая роль. Французская пресса даже писала, что я превзошла всех других действующих лиц фильма.

Меня интересует не просто кино, но искусство кино. А вкус за границей куда лучше, чем у нас.

С фильмов Годара я по большей части просто ухожу. Я их не понимаю. Вы запросто можете сказать, что я глупая. Но на самом деле я мыслю не как политик и не как интеллектуал. То, что пишут обо мне в Германии, меня вообще не интересует. И с дилетантами, как Шамони и Клюге, я не буду работать никогда.

Ни разу я не получила от них сценарий, который вызвал бы у меня интерес. Александру Клюге я написала бы в документах не «режиссёр», а «монтажёр». И эти Шамони для меня тоже дилетанты. Если «молодое кино», то для меня идёт в счёт только французское. Я охотно взяла бы главную роль в первом игровом фильме Франсуа Рейхенбаха.

Если, к примеру, в «Штерне» напишут про меня что-то хорошее, то сразу появляется Артур Браунер и предлагает роль в «Борьбе за Рим», и я уверенно говорю — нет. Для меня это то же самое, что и все телефонные звонки, которые по пять часов в день изводят меня вопросами типа: что я думаю о гороскопах, или пользуюсь ли я грелкой, или счастливы ли в браке мы с Харри.

Если кто-нибудь приходит и спрашивает, жарю ли я картошку, я не отвечаю ничего.

Считаю ли я себя мировой звездой? Нет, если рассматривать это понятие на уровне Эльке Зоммер и Вилли Миловича. Лорен и Хепберн — вот звёзды, потому что это понятие немыслимо без успеха в Америке.

Делон? Нет ничего холоднее, чем мёртвая любовь.

21 июня 1969 года

Я хотела бы в Берлине сделать что-то вместе с моим мужем.

Тот, у кого нет ни таланта, ни индивидуальности, ни известной доли интеллекта, не может в кино стать надолго чем-то заметным. Тех, кто стал и звездой и актёром, совсем мало. Есть и такие, кто широко известен в силу своей яркой индивидуальности. Есть даже глупые актёры, и они тоже могут обладать индивидуальностью. Ну, об этом можно долго спорить.

В своём следующем фильме, “Les choses de la vie”, я снимаюсь во Франции. Мой партнёр — Мишель Пикколи. Режиссёр — Клод Соте. Это драматическая вещь.

Июль 1969 года

Я чувствую себя хорошо, как во время работы, так и дома. Мне хорошо в своей собственной шкуре! Я открыла честолюбие, настоящее. В этом году хочу сделать три фильма, в следующем — два.

Я чувствую себя так хорошо и счастливо, как никогда прежде.

Лондон, 1 октября 1969 года

Я работаю слишком много, три фильма один за другим, без передышки. Но выбирать не приходится.

«Инцест» снимается на Гросвенор-сквер. Сунули мне в руки несколько изменений в диалогах, чтобы я выучила их во время обеденного перерыва. Это не детектив, нет, назовём это психологической драмой с тремя героями. Это и не секс-фильм, мода на них уходит.