Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мирна Элиаде, «Шаманизм: Архаические техники экстаза»
«Пришла пора выбирать, с нами вы или против нас. Гитлер расчистит политику, Ганс Гербигер выметет ложные науки. Доктрина вечного льда будет знаком возрождения немецкого народа! Берегитесь! Становитесь в наши ряды, пока не поздно!»
открытое письмо Ганса Гербигера к ученым Германии и Австрии
НИКА
Его вспоротое нутро пахнет гнилью и мышиным пометом. Я шарю руками во влажных внутренностях дуба черешчатого и нащупываю свой мяч.
Мой красный мяч, его никто не забрал — ни пес, ни ребенок. Я забралась сюда первая. Как в пустую могилу, ждущую своего мертвеца.
— Хочу маленький красный мяч. Там, куда хочешь уехать, есть этот мяч?
— Да, конечно.
— Ты мне его хочешь забрать?
— Не забрать, а купить, Амиго.
— Ты мне его хочешь купить?
— Обязательно. Я куплю тебе такой мяч.
— Спасибо, Ника! Спасибо тебя. И спасибо меня.
С мячом в руках я снова иду к улице Штайнплаттенвег через парк Платнерсберг по асфальтированной ровной дорожке. По левую руку тот же луг одуванчиков, по правую те же дубы, и только небо другое. Сегодня небо здоровое, лазурно-матовое, как глаз фарфоровой куклы. А солнце скучное и въедливое — и ее пряничный дом уже не кажется сказочным. Просто дорогой дом.
Я останавливаюсь у чугунных ворот с львиной мордой и нажимаю на домофонную кнопку. Я говорю, обращаясь к плющу:
— У вас есть бассейн, Зинаида Ивановна? В таком доме, как ваш, обязательно бывает бассейн.
Переговорное устройство изумленно сопит. В чугунной двери что-то щелкает, она дрожит и стрекочет. Я дергаю за кольцо, торчащее в носу льва, и дверь отворяется.
Она идет ко мне через сад. В ее волосах — бутон розы. Она похожа на седую цыганку из дешевого сериала.
— Бассейн есть. Там, за домом. Ты хочешь поплавать? — Она опасливо косится на мой красный мяч, потом смотрит на небо. — Почему нет, сегодня действительно неплохой день…
— Вы можете сделать температуру воды 36 градусов? Вы можете накрыть бассейн тентом?
Теперь она смотрит только на мяч.
— Зачем тебе нужен бассейн?
— Чтобы попасть на Ту Сторону, — говорю я. — А вы мне поможете. Вы будете моим проводником в Сумеречной Долине.
Она смеется.
Впервые я слышу, как она смеется, громко и хрипло, точно сериальный злодей. Она так смеется, что по ее щекам текут слезы. Бутон трясется в седых волосах, потом срывается и падает нам под ноги, на гравий.
— Живые туда больше не попадают, — говорит она, отсмеявшись. — Считай, что нам отказано в визах без объяснения причин. Мы все теперь невъездные… И это, если честно, неплохо.
Она все еще слабо пофыркивает. Она протирает лицо бумажной салфеткой и отбрасывает носком туфли бутон с гравиевой дорожки в траву.
— …После сорок пятого года граница закрылась. Никто не мог туда больше попасть — ни немцы, ни русские, ни японцы, никто. Закрылись все входы. Раствор для некропортала потерял эффективность. Его, разве что, можно было использовать в качестве жидкости для омывания стекол. В остальном пользы для путешественников — ноль. Раствор вводили в вену, как раньше, но путешественники либо просто не возвращались, либо рассказывали про пресловутый туннель со светом в конце… Меня тоже пытались отправить туда еще раз. У них не вышло. У них не вышло — и я совсем не жалею…
Мы подходим к бассейну. Он отражает фарфоровую лазурь неба. Рядом с бассейном — шезлонг и белый пластмассовый столик. На столике недопитый свежевыжатый сок из моркови… Красивая жизнь, что-то похожее я видела в кино. В следующей сцене в бассейн обычно падает окровавленный труп.
— …В пятидесятые они испробовали новый метод. Они накачали путешественника ЛСД. Потом поместили его в камеру сенсорной депривации…
Я сажусь на бортик бассейна и опускаю руку в нагретую солнцем воду. Потом подношу руку к носу — она пахнет хлоркой. Слизываю одну каплю — безвкусно.
— Вы могли бы спустить эту воду и налить вместо нее другую?
— Вода совершенно чистая, милочка. Она налита сегодня с утра.
— Я верю. Но мне она не подходит. Мне нужна плотная, как в КСД. Как в камере сенсорной депривации.
Она качает головой. Она говорит:
— Бесполезно. Тот путешественник, он даже не смог перейти границу. Он сказал, там что-то такое… Вроде непробиваемой гигантской стены. И нет входа.
— Вода с морской солью, — говорю я. — Мне нужна вода с морской солью.
— Ты меня что, не слушала?
— Нет, а зачем? Если вы оформите срочную доставку, мы сможем наполнить бассейн уже часа через два.
Она багровеет от возмущения. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, потом закрывает его, идет в дом, возвращается через пару минут.
Она говорит:
— Соль привезут через час. У тебя есть время подумать о том, насколько все это бессмысленно. К тому же у тебя нет костюма.
— У меня есть две трубки для дайвинга. — Я открываю рюкзак. — Для меня и для вас.
— Для меня?! — пятится она от края бассейна, как будто я собираюсь столкнуть ее в воду. — Для меня? — Она садится в шезлонг. — Мне восемьдесят один год. Зачем мне трубка для дайвинга, милочка?
— Мы погрузимся под воду. Мы попробуем один способ. Мы с вами…
Она усмехается.
— Не будет никаких «мы». Даже если бы тебе и вправду удалось найти способ… Особенно если бы тебе удалось. Я не хочу туда возвращаться. Там ад.
Она залпом допивает свой сок из моркови, поднимается и идет к дому.
— Не рассчитывай на меня ни в чем, что касается Полой Земли.
Она уходит. Я сижу на краю бассейна и пишу смску. «Эрвин, я пробую решить транспортную проблему. Хочешь узнать адрес продажи билетов?»
ОБОРОТЕНЬ
Нас учили по картам.
У нас были и есть достаточно подробные карты Полой Земли. Не всей, конечно, — но, по крайней мере, приграничных территорий и той зоны, где располагается Сумеречная долина. Эти карты были в свое время составлены по свидетельствам тех сотрудников, которым удалось войти внутрь через входы в пещерах и гротах (пока они не закрылись), а также на основании информации, полученной от Путешественников, которые отправлялись на ту сторону при помощи «некропортала» («Спутника 01»). Химическую формулу раствора для некропортации передала в «Аненербе» Эльза Раух: еще в 38-м она была внедрена в научную группу Александа Варченко под именем Елизаветы Рауле.