Информации, полученной от Путешественников, в «Аненербе» доверяли несколько меньше, чем информации от тех, кто проник на Ту сторону непосредственно через натуральные входы. Считалось, что химический раствор, введенный в кровь Путешественника, ограничивает и значительно искажает его восприятие. Однако даже противники некропортации вынуждены были признать, что такая форма позволяет Путешественнику продвинуться куда дальше.

Неоценимый вклад в формирование нашего представления о Полой земле внесла Зинаида Ткачева, так называемый «некроагент г». Никому ни до, ни после нее не удавалось пробыть на Той стороне так долго, оставаясь при этом — биологически — в живых. Этот феномен доктор Георгий Греф, отвечавший за эксперимент, объяснял наличием тесной ментальной связи между «некроагентом» и погибшими членами организации «Первый отряд». Выдвигалась также гипотеза, что свою роль сыграла неосведомленность Путешественника о процессе Путешествия…

НИКА

…Я в невесомости. Я ничего не вижу, не слышу, не обоняю. Я исчезаю, я не чувствую своего тела. Она исчезает, она не чувствует своего тела. Она лежит лицом вниз, раскинув руки, как морская звезда, ее глаза крепко закрыты. Рядом с ней лежит на воде еще один человек. Он обещал ей, что будет ее защищать. Он обещал, что не оставит ее одну. Они держатся за руки. Они тянут воздух через трубки для дайвинга. Между ними покачивается небольшой красный мяч.

Вода соленая, вода должна такой быть. Как будто в море, где живут афалины. Вода соленая, но Ника не чувствует этого, даже когда открывает глаза. Она не чувствует соли. Она не видит того, кто лежит на воде рядом с ней, и больше не чувствует его руку. Она не видит под собой кафельного дна бассейна. Она одна в пустоте.

— Я принесла тебе мяч, — говорит она в пустоту. И не слышит ответа.

— Я принесла тебе мяч, — повторяет она. — Амиго, хороший мальчик. Я принесла тебе мяч.

Амиго нет. Она зовет его снова и снова, но он не приходит.

Тогда она заставляет себя погрузиться чуть глубже.

Тонущих в море дельфины толкают к берегу. Это общее место. Это их дельфиний рефлекс. Ее трубка для дайвинга заполняется соленой водой. И тогда он, наконец-то, появляется и толкает ее. Не к поверхности бассейна, а внутрь.

Он впускает ее внутрь, как и раньше.

У него серо — так серо, как не бывает серо даже в самую пасмурную погоду, так серо, как бывает только в предрассветном, тяжелом сне… У него холодно. Пахнет сыростью, влажным пеплом, древесной трухой и грибами.

Он говорит:

— Не дыши, а то задохнешься. Постарайся совсем не дышать.

— Хорошо… Я принесла тебе мяч, — отвечает Ника.

— Расскажи мне, какой он. На этой стороне я теперь ничего не вижу. Но если ты скажешь, я смогу его увидеть и взять.

— Он красный, довольно маленький, блестящий и гладкий.

— Спасибо тебя, — отвечает Амиго. — Наверное, я такой и хотел. Теперь не хочу. Теперь хочу черный. У тебя есть еще черный?

— Черного нет, Амиго.

— Тогда хочу плыть обратно. На ту сторону. Тут слишком светло.

— Возьми меня с собой на ту сторону. Меня и того, кто со мной. Совсем ненадолго.

— Нет.

— Нам очень нужно.

— Нет. Там плохо. Не надо.

— Амиго, пожалуйста.

— Пожалуйста — просто слово. Но я не помню, что оно значит.

— Это слово говорит тот, кто просит. Оно помогает получить то, что он хочет.

— Хорошо, — говорит Амиго. — Я беру тебя. Но тот, кто рядом с тобой… Не хочу его впускать. Не хочу его брать. Плохой человек… Тот, кто рядом, плохой человек…

Серый цвет становится гуще и как будто влажнее.

— … Говорил плохие слова… Делал огонь…

Его серый теперь как ртуть. Лоснящийся и текучий, и пахнет железом, а может быть, просто кровью.

— …Плохой дрессировщик… Называет одно другим… Хочет называть одно другим…

— Я прошу тебя, Амиго, прости его, — говорит Ника. — Возьми его тоже. Мы хотим попасть на ту сторону вместе. Он будет меня защищать. Амиго, пожалуйста.

— Хорошо, — говорит Амиго. — Я прощаю его. Я бэру его… Сколько времени ты можешь не дышать?

— Я могу не дышать триста секунд.

— Не дыши. Мы хотим успеть.

ОБОРОТЕНЬ

…Как бы то ни было, именно некроагенту институт «Аненербе» был обязан рядом ценных и интересных данных, как-то:

— расположенная на Границе башня Высшего Неизвестного действительно исключительно аморфна по своей структуре и имеет свойство трансформироваться в соответствии с восприятием, типом личности, социокультурным «багажом» и сформированными в течение жизни стереотипами наблюдателя, «зрителя».

— это же утверждение в какой-то мере (безусловно, куда меньшей) можно отнести и ко всему исследованному нами пространству Полой Земли. Данное пространство следует рассматривать как относительно гибкую структуру, своего рода результат воз действия «коллективного бессознательного», этакий конструктор, из которого обитатели Полой Земли выстраивают и перестраивают место своего обитания.

— тем не менее, такое воздействие обитателей на среду обитания весьма и весьма ограничено, так как оно распространяется исключительно на формальные, внешние ее свойства и не формирует внутренних, глубинных законов.

— пространство Полой Земли находится в постоянном взаимодействии с реальным, внешним миром. Это своего рода сообщающиеся сосуды. Любое качественное изменение с одной стороны отзывается тем или иным изменением с другой.

В начале сороковых годов приобрела необычайную популярность «теория нарыва». Основанная на простой аналогии (Эта сторона — кожа или слизистая, Та сторона — то, что внутри), она сводилась примерно к следующему. Повреждение или инфекционное заражение наружных покровов приводит к образованию подкожного нарыва, образуется своего рода «гнойный прыщ», затрагивающий уже оба слоя, и поверхностный, и наружный. Лечить такой прыщ системно можно, но иногда достаточно на него просто с силой надавить — и произойдет очищение.

Не случайно операция «Меч возмездия» (1942 г., битва под Демьянском) носила также название «Операция очищения». Предполагалось, что это и будет своего рода надавливанием на прыщ. Жаждущий отмщения рыцарь выпустит наружу воспаленный перегной Полой Земли, мертвые и живые смешают свою кровь — и мир очистится…

…Так нас учили. По учебникам, написанным только для избранных, по рукописям очевидцев, по архивным документам, по картам. В том, что касалось Той стороны, нам давали только теорию. Не было и не могло быть никакой практики.

Потому что все входы закрылись давно, сразу после Второй мировой.