Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всего через два месяца после окончания войны Вавилова зашвырнуло на вершину советской научной иерархии.
4 марта 1911 г. 20-летний Вавилов, философствуя, кто он и кем ему быть, записал: «…я не ворона в павлиньих перьях, а скорее павлинье чучело, дожидающееся павлиньей души». Павлинья душа так и не появилась. В поздних дневниках, в основном после избрания президентом Академии наук, Вавилов больше десяти раз сравнивает себя с «вороной в павлиньих перьях»[254]: «Я совсем перестал быть самим собою. Нет у меня ни самомнения, ни самоуважения, известны мне мои недостатки, знаю, что я совсем по существу не „эминент“[255] – а потому неловко и противно это низкопоклонство. Чувствую себя раскрашенной куклой и вороной в павлиньих перьях» (26 октября 1945), «Президентство свое до сих пор ощущаю как павлинье оперенье, совсем ко мне не пристающее» (1 января 1946). Другое нередкое сравнение – со «свадебным генералом»: «Времяпровождение свадебного и похоронного генерала» (16 декабря 1945), «Из меня делают скверного „свадебного генерала“» (13 января 1946). Очень ярко Вавилов выражает свое отношение к президентству в записи от 30 января 1949 г.: «Как-то странно устроила судьба. Я – философ, мечтатель и на этой горе, где так дует».
При таком отношении к внезапному карьерному взлету требовались какие-то внутренние аргументы для исполнения чуждой духу Вавилова-исследователя, Вавилова-поэта роли государственного деятеля.
Одно из возможных решений этой его личной философской проблемы Вавилов видел в том, чтобы растворить индивидуальное в общественном: «…жить надо „на людях“, для людей, для „человечества“, и вся задача в установлении резонанса между „своим“, между „душой“, стремлениями etc. и общим» (4 апреля 1941); «…необычайно выросла магнетизирующая сила государства: дисциплинированная сотня миллионов. Сознание, поставленное в рамки и на службу» (7 февраля 1943); «За что же цепляться, чтобы жить? Люди, государство, народ. Истина только здесь. // Рациональнее всего военный строй. Личное совсем уходит на задний план» (12 марта 1949); «Железная сосредоточенность и направленность коммунизма преодолевает все. Для спокойной, стройной жизни требуется полный резонанс „я“ и этого потока» (16 апреля 1950); «Революционная буря – это и есть смысл бытия. Нужно попасть в фазу этого вихря. Но так долго, трудно было понять и на каждом шагу дрянь, мелочь, полное противоречие смыслу революции» (24 мая 1950); «…единственный смысл бытия – служба народу, патриотизм. Это существует, это факт, это много выше, чем „я“» (15 декабря 1950). То есть Вавилов искренне, не из карьерных соображений, пытался настроить свое сознание в унисон со звучащим отовсюду тоталитарным маршем.
Если и в конце тридцатых, и в годы войны Вавилов много размышлял о задачах и смысле существования всего человечества, то после завершения войны и назначения его на высокую должность президента Академии философские записи из того же проблемного круга становятся в дневниках более определенными, связанными с родным, конкретным, а не абстрактным государством: «Остались ‹…› мои обязанности перед народом, государством, а „жизни“ просто давно не осталось» (11 июля 1948); «Остающиеся годы жизни надо полностью отдать государству» (1 января 1950).
Сочетание двух мотивов – искренней веры в грядущую победу коммунизма и внезапного обнаружения собственной высокой государственной миссии – привело к тому, что Вавилов легче стал произносить подобающие речи, а также писать (или подписывать) статьи с пассажами, от которых он умудрялся воздерживаться в тридцатых годах. От одобрения заботы государства о науке он постепенно перешел к восхвалению партии и вождя.
Некоторое время существовала даже точка зрения, что «корифеем науки» Сталина начали называть именно с подачи Вавилова – например, об этом вскользь упоминает А. Д. Сахаров (1931–1989) в «Воспоминаниях». Одна из поздних статей Вавилова (в газете Управления пропаганды ЦК ВКП(б) «Культура и жизнь» от 21 декабря 1949 г.) и в самом деле называлась «Великий корифей науки (И. В. Сталин)». Но Вавилов использовал это выражение по отношению к Сталину далеко не первым: как минимум на 10 лет раньше, в ходе торжеств в честь 60-летия отца народов, Сталина уже называли «корифеем науки».
Тем не менее статей Вавилова с восхвалениями вождя немало. Имя Сталина появляется несколько раз даже в заголовках статей Вавилова: впервые в 1946 г. – «Ученые оправдают доверие товарища Сталина» – и еще четырежды в 1949–1950 гг. в ходе торжеств по поводу 70-летия Сталина – «Иосиф Виссарионович Сталин и советская наука», «Научный гений Сталина», «Наука Сталинской эпохи», «Великий корифей науки (И. В. Сталин)». Многословные шаблонные восхваления вождя в этих статьях соответствуют всем канонам эпохи культа личности. Например, в статье «Научный гений Сталина» на 18 страницах товарищ Сталин упоминается 100 раз (то есть 5–6 раз на странице), постоянно цитируются его работы и речи, превозносятся высочайшие личные качества: «…научный гений предугадывания пронизывает всю революционную государственную деятельность И. В. Сталина…», «…глубина сталинского анализа социальных процессов…», «Учение Ленина и Сталина необъятно по своей широте…», «…деятельность И. В. Сталина как великого вождя, ведущего народы к коммунизму, как гениального учителя и ученого…», «Академия Наук СССР гордится тем, что И. В. Сталин входит в ее состав как почетный академик. Избранием И. В. Сталина Академия Наук СССР констатировала необычайное значение вклада, внесенного И. В. Сталиным в сокровищницу передовой науки всего мира. ‹…› …советские ученые почтительно и горячо приветствуют вождя народов, корифея науки, великого Сталина по случаю его 70-летия. Да здравствует величайший человек наших дней, мудрый Сталин!»
В дневниках есть несколько указаний на то, что Вавилов не сам писал подобные тексты: «Митинговая речь, из которой выскоблили все, что в ней своего было» (11 июля 1943), «…подготовка выступлений, газетных статей, которые потом в