Ансельм склонил голову, чтобы скрыть улыбку, и принялся усиленно протирать и без того сияющий орбис. Конечно, на наставнике почиет благодать…но все же Хаймэ, как бы сказать, не от мира сего. Ну откуда у Владетеля время на многочасовые проповеди? Шутка ли — весь округ в железной руке держать. Времена нынче известно какие, чудо еще, что князь согласился его, недостойного, выслушать. А уж то, что у Райнхольда оказался орбис из святой земли — тут уж, не иначе, сам Солнцеокий постарался!

II

Беда пришла сырым и тоскливым ноябрьским вечером.

Младший Служитель Ансельм в одиночку провел вечернюю службу. Прихожан было много, несмотря на слякоть и бездорожье. Не то что четыре года назад, когда в храме и посмотреть было не на что… А теперь — спасибо князю Райнхольду — церковь засияла, как и полагается земному дому Солнцеокого. Из соседних сел и даже городов приходили люди — послушать проповеди Хаймэ (а с недавних пор и Ансельма) и заодно полюбоваться на золотые орбисы и изящные гобелены — ничуть не хуже, чем в замке князя.

Реликвии по совету Райнхольда он убрал в стеклянные витрины. Хаймэ сначала был против, но когда скорбные умом прихожане повадились украдкой выколупывать из орбисов драгоценные камни, крыть Наставнику стало нечем.

Вообще Хаймэ ощутимо сдал за эти годы. Все чаще службы проводил Младший Служитель, а старик дни напролет просиживал в скриптории или в старой пристройке к храму, куда Ансельм отнес старые святыни, не подходящие под новый облик дома Солнцеокого. Альма заботилась о старом Служителе, как могла — часами читала ему книги, готовила пищу, чинила одежду — принимать новую из рук Райнхольда чудной старикан упорно отказывался.

Альма этой весной уже вошла в брачный возраст. Но Ансельм не торопился. Солнцеокий благословляет союзы на веки вечные, страшно вот так, в девятнадцать лет — взять и решиться. Да и жить им негде. Не приводить же молодую жену в келейку при скриптории? Да, и так живут служители. Но что ж тут хорошего — в храме служба идет, а за стеной дети пищат да ужин варится.

А еще… Нет-нет, да и появлялась в снах Ансельма госпожа Литания. Улыбалась, чуть склонив голову набок — как в тот единственный раз, когда они свиделись лицом к лицу — и повторяла нараспев его имя. Не иначе, Огнеглазый посылал эти видения — но Ансельм не спешил возносить молитву о ниспослании покоя.

* * *

…Они не уходили. Трое незнакомых прихожан, посещавших службы вот уже три дня кряду.

— Закрыт храм, друзья мои, — Ансельм подошел к двери.

— Разве Солнцеокий закрывает врата перед страждущими? — осведомился чернявый парень, младший из троицы.

— Солнцеокий — нет. А я закрываю.

— Так значит, ты тут заправляешь, а не Пресветлый? — спросил рослый рыжеволосый бородач, угрожающе нависая над Ансельмом. Служитель отступил вглубь храма — и услышал мерзкий металлический лязг. Третий негодяй уже ковырялся отмычкой в замке витрины. Ансельм бросился на него, сжимая в кулаке ключи от храма…

Потом было больно. А потом — темно.

* * *

Сквозь мутную пелену, застившую взор, можно было разглядеть заплаканное лицо Альмы. На щеке девушки темнела струйка запекшейся крови.

— Они и тебя?.. — Ансельм попытался приподняться на локте — и не смог. Плечо пронзила острая боль.

— Нет, — всхлипнула девушка. — Им только деньги были нужны.

— Только деньги?

Ансельм обвел церковь гаснущим взглядом, и из его груди вырвался яростный вой. Гады вынесли все, все! Златокованые орбисы князя Райнхольда, шитые золотом гобелены, чашу для омовения рук… нетронутыми остались только несколько старых образов, сиротливо приютившихся на верхних полках.

— Только деньги? — повторил он изменившимся голосом.

— Эти новые реликвии… — голос Альмы дрогнул. — Хаймэ говорит, что все из-за них. Что если бы на храме почивала простота, злые люди обошли бы его стороной…

— И добрые — тоже.

Ансельм рывком поднялся на ноги. Перед глазами заплясали черные мушки.

— Хаймэ в келье, — донесся до него голос девушки. — Он отдыхает. Ты бы не тревожил его…

— Я не к Хаймэ, — Ансельм стиснул зубы.

Ночь лучилась призрачными огнями. Из чащи леса доносились глухие крики сов, тонкий и осторожный посвист мелкой ночной живности. И где-то там, в исполненной шорохов темноте, мерзавцы делили то, что они считали своей добычей…

Дорога до замка князя в этот раз казалась бесконечной. Каждый шаг отдавался болью в сломанной руке, к горлу то и дело подкатывала тошнота — но Служитель шел. Ярость вела его. Да как они посмели, эти святотатцы, осквернить храм, в который Ансельм вложил всю свою душу?

* * *

— Это ужасно, друг мой, — сочувственно кивнул князь, когда он закончил рассказ. — Чем я могу помочь тебе? Ну и святой церкви заодно?

— Вышлите отряд всадников вдогонку, — пальцы здоровой руки Ансельма впились в резной подлокотник кресла. — Они не могли уйти далеко!

— Полагаю, они спрятали награбленное где-нибудь в лесу. И вернутся за ним позже. Если у них, как ты говоришь, не было повозки… это были крайне невезучие воры, друг мой. Только от отчаяния пойдешь грабить святой храм. Да еще не подготовившись как следует.

— Так реликвии можно вернуть?

— Конечно, друг мой. Сто к одному, что уже завтра храм будет готов к проведению службы, — взгляд князя, блуждавший по темным углам зала, остановился на бледном лице Ансельма. — Но ведь этого недостаточно, не так ли?

Сначала Ансельм не понял, о чем говорит Владетель. Святые реликвии вернутся в храм — чего же еще хотеть?

Улыбался с гобелена Солнцеокий — чем-то неуловимо похожий на князя. Отблески пламени свечи дрожали на гранях рубина, сдавленного серебряными зубцами кольца Райнхольда.

— Поймать их и прирезать, как собак, — глухо проговорил Ансельм, не в силах отвести взгляд от темных глубин драгоценного камня. — Чтоб остальным неповадно было.

— Святой церкви стоит только попросить, — улыбнулся Владетель.

* * *

Один из людей Владетеля наклонился, разглядывая сломанные ветки кустарника.

— Здесь они были, — сказал он. И негромко добавил: — Совсем недавно, князь.

— Вижу, — кивнул Райнхольд, настороженно оглядываясь по сторонам. — Свет-Ансельм, побудь-ка здесь. Леннарт, ты тоже. А вы двое — со мной пойдете.

— Да мы и сами их изловим, Владетель, — нахмурился начальник стражи Клаус, снимая с перевязи арбалет. — На заставе сказали…

Договорить он не успел. Прямо над ухом Ансельма что-то тонко просвистело. Руку стрелявшего, видно, направлял сам Огнеглазый: Райнхольд с брезгливым удивлением уставился на оперение стрелы, торчащей у него в груди.

Леннарт-лекарь испуганно вскрикнул, Клаус выругался.

— Дурачье. Чего стали? За ними, туда… — князь закашлялся.

…Еловые ветви угрюмо качались над