Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да.
– Прошу вас!
– Но не сейчас. Когда мы умираем, нам открывается путь в Сад Матери-заступницы, к священным животным, что живут там. И перед калиткой Сада мы начинаем понимать язык, на котором они говорят. Найди умирающую медуницу, и она ответит тебе.
Дурацкий смех царапнул горло.
– Спасибо, что не посоветовали убить вас.
Митька ждал, что медуница оскорбится или разгневается, и готов был принять и то, и другое. Но та сказала:
– Бедный мальчик.
Хуже этого ничего быть не могло.
– Простите. - Митька рванулся из-за стола. - Простите! - крикнул уже от порога.
Он выскочил, зацепившись за что-то в сенях и задев плечом пук сушеной травы. Залаяла на убегающего собака. Митька свернул в сторону реки, на бегу расстегивая камзол и подставляя ночному ветру грудь, в которой металась, визжала и кусалась крыса. С шумом сбежал по склону - из-под сапог срывалась глина, и Митька чуть не упал. Рухнул у воды, замочив рукава по локоть, наклонился и начал пить, точно пес, а не человек. Холодная, отдающая тиной вода остудила крысу.
Княжич сел, убрал с лица мокрые волосы. Быстрее бы покинуть этот благословенный медовый край!…
Спустя два дня Митька и Дымок стояли на берегу совсем другой реки. Рассветный туман утягивал белесые лапы в камыши.
– Иди точно на ту сосну. Вон, видишь, с желтой макушкой. Если что, лучше бери левее, вправо слишком топко. Я подожду, как ты переправишься, - Дымок сплюнул, сказал с досадой: - А то еще стрельнут, не разобравшись.
Митька свернул плащ со змеей, положил рядом с роддарцем.
– Ты что?! Брезгуешь или опасаешься? Тебе его Хранитель пожаловал, вот и забирай.
Митька сунул плащ в сумку. Приторочил к седлу одежду и сапоги, тронул воду босой ногой. Спугнутые мальки брызнули в разные стороны. Княжич ухватил Ерьгу за повод, глянул на провожатого.
.- Прощай.
– Пусть Росс не разведет нас на разные стороны, - по роддарскому обычаю ответил Дымок. Так говорят не каждому.
– Пусть будет милостив к тебе твой покровитель, - кивнул Митька.
Темка свернул к конюшне, завел Каря в пахнущую овсом и сеном полутьму. Из крайнего стойла высунулась морда, всхрапнула. Санти! Точно, он! Темка поднял руку, хотел погладить жеребца, но тот недовольно дернул головой. Не любит вольностей, только хозяину дозволяет. Вернулся Марк, спасибо Россу. Кобылка рядом с Санти тоже была знакома, но чья, Темка не помнил.
– Шурка! Каря возьми!
Мальчишка перехватил поводья, хотел что-то сказать, но княжич отмахнулся: некогда!
Сказал пароль охранникам, что застыли истуканами возле дверей. По широкой дубовой лестнице - бегом. Одернуть мундир, прежде чем показаться королевскому адъютанту. Капитан Георгий кивнул, разрешая пройти, и порученец шагнул в кабинет.
Спиной к нему стояли Марк и… Темка моргнул, отгоняя видение. Тот, второй, в штатском камзоле, обернулся. Митька! И без шрама на лице. Матерь-заступница! Броситься бы к нему, облапить, завопить от восторга. Но здесь король, нельзя, шакал побери! Темка выдохнул хрипло:
– Ваше величество, послание от коннетабля. Эдвин махнул рукой:
– Да поздоровайтесь!
Темка рванулся, точно отпущенный с привязи щенок.
– Живой! - Схватил за плечи, чтобы удостовериться: нет, не чудится. - Благослови Росс! Ты как? Почему?!
Митька засмеялся.
– Милостью чужого покровителя.
– Остальное потом, - перебил король. - Артемий, на словах что было?
– Было, мой король. Пайки сократили уже вдвое. Князь Кирилл просил поторопить обоз.
– Нет обоза, - отрезал Эдвин. - Силой берем, а тут уже и брать нечего. Интенданты поехали на север. Так и передашь коннетаблю.
– Отправляться… прямо сейчас?
– Нет. Утром. Иди. Лесс, ты тоже.
Дверь за ними захлопнулась, Темка помотал ошалело головой.
– Марк, ты где его взял?
– Из кармана вынул, - почему-то сердито огрызнулся побратим. - Дня три-четыре прошло, как ты уехал, княжич Дин взял и нарисовался в расположении твоего отца.
– Что, вот так взял и пришел?
– Приехал. Слушай, я не знаю, что там вышло. Он не рассказывал.
Темка извелся, дожидаясь побратима. На месте не сиделось, и он мерил шагами комнату под насмешливым взглядом Марка. Иногда капитан Георгий поднимал голову от бумаг, смотрел укоризненно, но молчал. Темка продолжал маршировать от стены к стене мимо окон: за ними был виден задний двор и Шурка, водящий Каря. Княжич подумал мельком: молодец, видит, что коню остыть надо.
Брегет адъютанта пять раз отмерил по четверти часа, когда дверь открылась и появился Митька.
– Все! Я в полном вашем распоряжении.
– Тогда выметайтесь отсюда, - сказал капитан.
Они послушно вымелись. В коридоре Темка не выдержал, Обнял друга.
– Почему они тебя отпустили?
Митька потер щеку, словно шрам все еще был и напомнил о себе болью.
– Я потом расскажу. Не здесь, ладно? Поехали в город, мне очень надо.
– Ну, пойду тогда отсыпаться, - сказал Марк, не двигаясь с места.
– Я думал, ты с нами, - удивился Темка. Князь Лесс непонятно усмехнулся.
– Ну, с вами так с вами.
Проехал патруль, глянул внимательно на двух порученцев и одного в штатском, но останавливать не стал. Мелькнула, скрывшись в подворотне, служанка. Городишко и раньше был сонным, но сейчас вовсе стал тих и пустынен. Даже нищие исчезли со своих привычных мест.
– Из Южного так просто не выбить, разве что кучу народа положить. Митька, ты же помнишь, какой он. Ну вот. Думаете, хотят солдаты на штурм? Под конец-то войны? Разговорчики ходят, мол, осаду не снимать, так перемрут в крепости, и все дела. Нашлись умники! Тут от Черных песков не успели оправиться, как мятеж начался. Да сами же вдоль границы ехали, видели!
Побратимы дружно кивнули.
– Митька, помнишь, какой тут базар был?
– Угу. Пряники-солнышки, вкусные.
– Какие, к шакалу, пряники! Хлеб если кто вынесет, так за такую цену, хоть с себя все продавай. Стоп, отсюда, вроде, направо. Заглянем к барону? Как раз по дороге. Жив, нет?
– Давай. Только быстро, ага?
На знакомых воротах вывеска: «Продается» и знак - «Собственность короны».
– Думаешь, казнили? - спросил Митька.
Темка пожал плечами. Может быть. Барон был так предан роду золотого Лиса.
Пришлось долго стучать в ворота. Наверное, чиновник не верил, что могут явиться покупатели, и вышел неторопливо. Кажется, его оторвали от еды. Темка поморщился от густого чесночного духа, надоевшего до тошноты. Скотину забивали, не дожидаясь зимы, все одно падет от голода или уведут королевские солдаты. Мясо по жаре долго не хранилось, вот его и приправляли щедро чесноком, перебивая гнилостный запах.