Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, почесывая пончиком карандаша правое крыло носа, отправился к мачте, где как всегда, сидел Орлиный коготь на свежем воздухе, ибо терпеть не переносил находиться в скученной каюте, даже спал здесь, на парусе. Как обычно, он вырезал какую-то фигурку. Не то чтобы он чурался матросов или матросы избегали его, просто культура видно настолько отличная от европейской, что точек соприкосновения интересов крохи, что, Однако, не мешает сохранять Дружелюбные взаимоотношения с командой. Единственное, что любил этот сын природы, так это подменять впередсмотрящего в "вороньем гнезде", по две вахты подряд мог не спускаясь наблюдать, только боцман ворчал, мол "матросы-паршивцы, пользуются безотказностью краснокожего, дисциплина хромает". Но сейчас слуга моего, то бишь Резанова, секретаря свободен.
- Хэйо, Орлиный коготь! - подошёл я к нему. Он поднял руку как я в индейском приветствии. А затем мы хлопнули по ладони друг другу - этому приветствию из своей юности научил его я.
- Что на этот раз беспокоит моего бледнолицего брата командора?
- Смотри, Орлиный коготь, - я примостился по-турецки рядом с ним и разложил свернутый в трубочку листок: - вот такие вырезать сможешь? Вот эти столько, вот этих, вот этих вот, а этих тоже. А крестовинку сладит кузнец, пара пустяков.
Индеец склонил голову - Ну точно орёл, который высматривает добычу! - обозрел листок, поводил пальцем: - Дерево Однако твёрдое нужно. И воском пропитать.
- Дуб пойдёт?
- Вряд ли. Нужно вязкое, чтоб не скалывалось.
- А какое надо? Пойдём выберем.
- Корень ореха подойдёт, пожалуй.
С первым кубиком индеец просидел, подгоняя, два дня.Отдавая сокрушался: - Мой бледнолицый брат Командор, у Орлиного когтя не получилось сделать как ты рисовал...
- Почему? - удивляюсь, ведь кубик-то вот он.
- Если точно по рисунку, то либо рассыпается, когда выемки пошире, либо шипы откалываются и всё разваливается.
- Но вот же он, кубик, - никак не соображу, подбрасываю готовую и вполне работоспособную - проверил! - головоломку.
- Пришлось чуть изменить форму шипов двух деталек. Теперь собрать можно, а разобрать уже не выйдет, портятся...
Оба-на! А я-то голову ломал, как защитить игрушку от, как бы сказали в моё время "пиратского копирования"! Вслух же проговорил: - Пустое, мой краснокожий брат Орлиный коготь, это не шибко важно. Ты только дорисуй мне свои доработки. И покажи, в какой последовательности вставлять детальки на места.
Потом мы искали краски, чтобы в разные цвета стороны кубика покрасить: чёрный с белым, красным и зелёным, и синий с оранжевым. Но тут случилось непредвиденное, что надолго отодвинуло забавы в сторону.
Я ещё накануне вечером ощущал сильное жжение в правой ступне. И это несмотря на то, что зарядку и тренировки теперь провожу исключительно в мокасинах - у матросов-то подошвы сплошной мозоль, в тёплое время года обувку берегут, босые по кораблю шныряют, а командорские, увы... Ну, и разбередил: мне бы позавчера-вчера полежать в койке, да куда там... Но нога-то ещё куда ни шло, терпимо, так знобить начало. Лангсдорф температуру смерил, озабоченно осмотрел ногу, поглядел сокрушенно: - Худо дело, Господин командор...
- А точнее? - потребовал я.
- Очень похоже на антонов огонь, - врач отвел глаза.
"То бишь гангрена или, иначе, заражение крови", - подитожил я про себя. Положение угрожающее...
- Григорий Иванович, а вытяжку из плесени Вам удалось извлечь?
- Да, есть около наперстка, - складки на лбу показали, что доктор пытается сообразить, что в моем вопросе содержится.
- И промытый в щелоке, прополосканный и высушенный хлопок есть?
- Имеется.
- Разбавьте половину вытяжки плесени, насколько помню по латыни она какой-то там пеницилиниум зовется, пусть будет пеницилин, в стопке дистилированной воды и вместе с хлопком несите.
Я вновь хорошенько промыл стопу, Лангсдорф прочистил ранку и мы вложили в неё тампон из хлопка пропитанного раствором пеницилина. К утру опухоль спала и кожа приобрела вполне здоровый вид. Однако на сем наши невзгоды не исчерпались.
Осунулся и посерел лицом Филимон. Парень он оказался терпеливым, иначе как объяснить, что сносил жуткую боль. Только когда от сломанной ноги потянуло гнилостным запахом, Лангсдорф переполошился. Гипс вскрыли и открылась кошмарная картина: рана загноилась, края почернели, кожа натянута и блестит словно пергамент, а краснота поднялась почти до паха, вдобавок у матроса начался сильный жар.
В коридоре доктор обреченно махнул: - Не жилец.
И это был удар, что называется "ниже пояса": матроса спасли от ампутации, нога почти срослась, он уже шел на поправку и на тебе.... Ну нет, будем драться до последнего!
- Григорий Иванович, по-моему видел у Вас приспособление жидкости в организм вводить и отсасывать.
- Ну?
- Коли матрос обречен, несите-ка сюда разбавленную вытяжку пеницилина и сей прибор.
Лангсдорф остро взглянул на меня: - Надеюсь, Вы понимаете что делаете, - и споро отправился в лабораторию.
Конечно, штука что принес Лангсдорф мало напоминала привычный мне шприц, да и в безвредности вытяжки из плесени для внутримышечного впрыскивания я не был уверен, но и смотреть, как Филимон в мучениях умирает не попробовав его спасти не мог. Дрожащими руками протер бедро спиртом, до ягодиц не дотянуться без переворачивания тела, набрал препарата и проткнув кожу ввел. А про себя подумал, что застрелюсь на фиг, коли матрос таки погибнет.
Вернулся в командорскую каюту, накатил стакан из-под чая спиртом, выпил как воду и отрубился.
Утром проснулся от того, что меня тряс за плечо доктор: _ Николай Петрович, Ваша Светлость, ей-Богу помогло Филимон уже просил есть!
Да и краснота спала, а кожа вкруг рубца порозовела.
- Уффф! - выдохнул я напряжение, державшее со вчерашнего вечера. А потом, После умывания и обильного завтрака, схватил кубик и двинулся в лазарет, где слабо улыбающемуся Филимону показал, как головоломка работает.
Лангсдорф позже качал головой: мол, парень про свою болячку напрочь забыл, только и делает что крутит головоломку.
Мало того,