Не вынимая изо рта сигареты и не снимая перчаток, Активист протиснулся на пятачок и аккуратно взял под локоть девицу в темно-синей блестящей курточке с зеленым воротником. Девица отреагировала не сразу. Некоторое время она еще совершала плавные и вместе с тем какие-то ломаные телодвижения, закатив густо подведенные глаза и приоткрыв полудетский, но уже многоопытный рот с пухлыми, тяжелыми от помады губами. Активист потянул ее с пятачка, и тогда она наконец очнулась.

– Че те надо, козел? – плывущим голосом спросила она. Шараев порадовался тому, что музыка грохочет во всю мощь, перекрывая эти пьяные вопли: скандал ему был не нужен.

– Побазарить надо, – ответил он, перекрикивая музыку.

– Охренел, че ли? – выдирая локоть, возмутилась Макака. – Кто в четвертом часу ночи базарит? Ночью кайф надо ловить или трахаться. Иди в пень, не мешай отдыхать.

Она снова принялась было выламываться под музыку, но Активист дернул ее за рукав курточки и стащил с пятачка. Макака упиралась и даже пыталась отбиваться, но она явно не вполне понимала, где находится и что происходит, так что Виктор сравнительно легко дотащил ее до туалета.

В умывальной комнате, общей для мужского и женского туалетов, он выпустил ее локоть. Макака, которой такие экскурсии, видимо, были не в новинку, пьяно вздохнула и, одним ловким движением задрав юбку, принялась стаскивать с себя колготки вместе с трусиками.

Виктор дал ей сначала по рукам, потом по шее, схватил за загривок и, заставив наклониться над раковиной, пустил холодную воду. Он долго плескал ей в лицо, терпеливо удерживая это брыкающееся и царапающееся создание над раковиной. Макака ругалась черными словами, в считанные минуты пройдясь по всей родословной Активиста и упомянув не менее полутора десятков изощренных половых извращений.

Когда она иссякла и перестала брыкаться, Виктор закрыл кран и поставил ее прямо. Взгляд у нее стал испуганным, но гораздо более осмысленным, чем прежде, а вот с макияжем дело обстояло совсем плохо. Такие лица Активисту доводилось видеть разве что в фильмах ужасов – подобным образом гримировали актрис, которые играли восставших из могилы мертвецов или вампиров. Страшные сине-черно-красные разводы покрывали физиономию Макаки, как трупные пятна. Активиста перекосило, и он поспешно вынул из кармана носовой платок.

– Утрись, – сказал он, подавая Макаке платок.

Та послушно взяла платок и круговым движением растерла по физиономии остатки боевой раскраски. Лучше от этого не стало – скорее уж наоборот. Виктор взял ее за плечи, развернул лицом к зеркалу и снова пустил воду. Макака посмотрела в зеркало, испуганно подпрыгнула и принялась орудовать платком – уже осмысленно и с полным пониманием важности выполняемого дела.

– Поговорить надо, – повторил Активист. Музыка сюда долетала, но уже не была такой оглушительной, и можно было не надрывать голосовые связки, пытаясь докричаться до собеседника.

– Да пошел ты, – сказала Макака, оттирая со щек следы туши и постепенно вновь обретая человеческий облик. – Импотент хренов. Извращенец.

Виктор заметил, что во рту у него все еще торчит намокшая, лопнувшая по шву сигарета, выплюнул ее в урну и сразу закурил новую: несмотря на астрономические цены, в туалетах «Семейного вечера» заметно попахивало.

– Где найти Веньямина? – спросил он, пряча в карман зажигалку.

– В манде, – не прерывая своего занятия" ответила Макака.

Активист вздохнул, встал у нее за спиной, чтобы она лучше видела в зеркале его отражение, и с видимой неохотой вынул из-под куртки нож. Лезвие было чересчур длинным, как у старинного кортика, и жест получился широким и эффектным. Макака взвизгнула и шарахнулась в сторону, но Активист поймал ее левой рукой и, развернув к себе лицом, толкнул обратно к раковине.

– Послушай, – сказал он, – я задал тебе простой вопрос и хочу получить простой ответ. Ты отвечаешь, я ухожу, и больше мы никогда не встречаемся. Идет? Ты еще слишком молода, чтобы иметь неприятности с такими старыми и сердитыми дядьками, как я.

– Я сейчас завизжу, – едва шевеля побледневшими губами, предупредила Макака.

– Не возбраняется, – сверкнув невеселой улыбкой, сказал Активист. – Тебя никто не услышит, а если услышат, решат, что ты визжишь от удовольствия. По-моему, твою привычку задирать юбку в дверях мужского туалета здесь уже все успели изучить. Кстати, это вредная привычка. Когда-нибудь ты плохо кончишь. Да что это я? Про СПИД слыхала? Если ты не ответишь на мой вопрос, то плохо кончишь прямо сейчас.

Вспомнив о Тыкве, он с некоторым недоумением оглянулся через плечо, но Дынникова как корова языком слизала. «На стреме стоит», – решил Виктор.

– Так как? – спросил он.

– Что – как? – плачущим голосом переспросила Макака.

– Как найти Веньямина? – уточнил он.

– Веника? А его что, здесь нет?

– Ты куришь или ширяешься? – спросил Виктор. – Бросай, подохнешь.

– Да пошел ты. Весь кайф поломал, – голос Макаки вдруг задрожал, и Виктор с удивлением понял, что она вот-вот расплачется. – Я за него все бабки отдала, последние копейки отовсюду повыгребла, а он – мордой в холодную воду. Ну что ты за козел?

Виктор покачал головой, спрятал нож, достал портмоне и показал Макаке веер сторублевых купюр.

– Я не козел, – сказал он. – Я могу починить то, что поломал. Так ты вспомнишь адрес Веника или мне убрать деньги и вынуть нож? Учти: потом починить я тебя не смогу.

– Ну чего вы к нему привязались? – проныла Макака. – Что вам всем от него надо?

– А кто еще к нему привязался? – насторожился Виктор.

– Да все.., разные.., не помню я! Что он вам сделал?

– Лично мне он ничего не сделал, – честно сказал Виктор. – Просто я хочу, чтобы он помог мне найти своего брата.

– Это какого брата? Это очкастого такого, носатого?

Извращенца этого?

– Он еще и извращенец? Вот не знал.

– Извращенец, извращенец. Еще какой извращенец.

До сих пор сесть не могу… Чего его искать? Он у Веника живет. Прячется от кого-то. От тебя же, наверное, и прячется.

– Нет, – покачав головой, медленно сказал Виктор. – Не от меня.

– Рассказывай! Вон пика какая.

– Слушай, – теряя терпение, сказал Виктор, – что-то мне все это надоело. Наверное, если бы я сразу занялся пластической хирургией, разговор у нас получился бы другой.

Ты здесь выкобениваешься, а я теряю время. Позвони мне от Склифосовского, расскажешь, как доехала.

Он полез за ножом, и Макака немедленно отбарабанила адрес – четко и громко, как примерная ученица, отвечающая у доски вызубренный урок. Виктор не глядя сунул ей несколько сторублевых бумажек и вышел из умывальной.